Выстрел в Метехи. Повесть о Ладо Кецховели

Унтер-офицер и надзиратель о чем-то лениво переговаривались. Лунич протянул надзирателю кувшин. Разве можно было приезжать сюда!

Во дворе замка Лунич наткнулся на полковника Габаева. Возле него стояли начальник караула и разводящий унтер-офицер.

— Закончили, ротмистр? — спросил Габаев. — Как операция прошла, успешно? Долго вы что-то.

— Повозиться пришлось, — сквозь зубы ответил Лунич.

— Вы что-то не в настроении.

— Этому Кецховели одна дорога — на виселицу, и чем скорее, тем лучше!

Габаев повернулся к начальнику караула.

— Пусть часовые не ловят ворон, а следят за окнами. Слышали, что сказал его благородие? — Габаев покосился на Лунича. — Вбейте солдатам в голову, что за излишнее усердие не наказывают. Поехали, ротмистр?

Лунич направился к коляске. Он немного остыл после разговора с Кецховели и рассуждал теперь вполне трезво. Такого человека нельзя выпускать из тюрьмы. С его отношением к людям, с его самоотреченностью и с его пониманием добра он способен увлечь за собой кого угодно. Надо помешать отправке Кецховели в Сибирь, написать завтра же полковнику Ковалевскому о своих соображениях по этому поводу.

— Не завидую вашей службе, — сказал Габаев, — вид у вас, доложу я вам… Скажите, ротмистр, а лупить их вам самому приходится или для этого имеете специальных людей?

— При ведении следствия законом запрещаются принудительные меры получения признания.

— Законы я знаю… Мне лично моя служба осточертела, жду не дождусь отставки. Как было бы хорошо жить, если б народ не бунтовал. Признаться, я с тревогой смотрю в будущее. Не за себя беспокоюсь, за детей. Иной раз так хочется обо всем позабыть.

— Давайте в самом деле забудемся, приглашаю вас в Ортачальские сады. Разумеется, я плачу за все, и за женщин тоже.

— Не знал, что вы любитель. Поедем! Но с условием — в воскресенье вы будете моим гостем.

НАЧАЛЬНИКУ ТИФЛИССКОГО

ГУБЕРНСКОГО ЖАНДАРМСКОГО УПРАВЛЕНИЯ

10 августа 1903 г.

Обвиняемый Владимир Кецховели в числе прочего, изложенного в донесении в Департамент полиции от 31 мая 1903 г. за № 3105, произведенным дознанием изобличен в том, что был главным организатором тайной типографии, печатавшей почти все прокламации и другие революционные издания, распространявшиеся до ареста Кецховели, т. е. до сентября 1902 г., в разное время в районах Тифлисской, Кутаисской и Бакинской губерний… Прокламации к тому же, как установлено, имели самое широкое распространение среди войск, маневрировавших под г. Тифлисом и собранных сюда в числе почти ста тысяч человек для смотра высочайших особ, бывшего в конце сентября 1901 г. по случаю празднования столетнего юбилея присоединения Грузии к России…

Кецховели, благодаря своим обширным революционным связям и знакомствам под чужими фамилиями и с подложными паспортами, во время розыска его, сумел совершенно безнаказанно несколько раз переезжать русскую границу и скрытно прожить в течение указанного промежутка времени в таких сравнительно больших центрах, как Тифлис и Баку, и сорганизовать такое сложное и рискованное предприятие, как тайную типографию, функционировавшую в течение почти двух лет, часть коей к тому же до сих пор так и осталась необнаруженной… Донося вышеизложенное, имею честь доложить, что хотя предварительная высылка Кецховели в одну из отдаленнейших местностей и желательна, но было бы полезно ввиду доказанных дознанием серьезности и значения Кецховели для революционного движения, — чтобы против Кецховели были бы приняты какие-либо особые меры, так как Кецховели, получив свободу, при первой же возможности сбежит за границу и в будущем по своим крайним убеждениям, наверное, принесет много зла…

Отдельного корпуса жандармов

ротмистр Лунич.

Выстрел