Читаем Выстрел в Метехи. Повесть о Ладо Кецховели полностью

Приносят стол. Варлам поливает его кипятком и скребет ножом, просит, чтобы Васо дали чачи. Пусть выпьет побольше, сколько сможет. Он не знает, разрешается ли давать такому раненому спиртное, но, если не притупить его ощущений, не оглушить, он станет дергаться, может быть, отталкивать Варлама, а тот ведь будет держать в руке скальпель, иглу…

Одной простыни для повязок мало. Разрезав простыню на полосы, Варлам снимает с себя нательную рубашку, спрашивает Ладо, в рубашке ли он. Ладо кивает.

— Сними, — просит Варлам, — разорви, сделай бинты.

Варлам подходит к Васо, объясняет, что он должен терпеть боль, иначе оперировать будет трудно. Васо совершенно пьян и ничего не понимает. За спиной Варлама Ладо выясняет у крестьян подробности столкновения с княжескими слугами.

— Завтра поедем вместе к уездному начальнику, — говорит он, — так этого оставлять нельзя. Приставу тоже заявить надо.

— Пристав Телешов, — отвечают ему, — за столом князя вино пьет, разве у него найдешь справедливость?

— Я скажу, что напишу в газете, пристав испугается.

— Ты снова уедешь, а с нас три шкуры спустят.

— Сами виноваты будете. Порознь держитесь, а надо защищаться сообща. Вот так!

Обернувшись, Варлам видит, как он показывает сжатый кулак.

Варлам подзывает к себе Левана, льет ему на руки чачу, моет руки сам, просит, чтобы вынесли теленка, удалили мать и жену Васо и других женщин тоже.

Стол подвинут к очагу. Васо лежит на столе. Ладо стоит с яркой семилинейной лампой в руке, Леван по одну сторону стола, Варлам по другую, трое мужчин держат Васо за руки и за ноги. Пимен горбится в стороне. Саркис стоит у двери.

Варлам берет скальпель. Вдруг у него начинает кружиться голова. Делает глубокий вдох и, сам не зная почему, начинает говорить — громко, без умолку.

— Леван, прижми пальцем вот здесь. — Поливает рану чачей, Васо стонет. — Кричи, Васо, кричи, ругайся, князя ругай, пристава, кого хочешь… Леван, вытри кровь… Ты, Васо, будешь как новенький… Ничего, ничего, терпи. Держите крепче!.. Леван!

Леван толково выполняет указания Варлама, иногда сам подсказывает: — Здесь тоже зашей. — Или: — Смотри, отсюда кровь идет.

Лица мужчин потеряли окаменелость, они уже не наблюдатели, а участники операции, дышат одним дыханием со всеми, живут одной надеждой — чтобы Васо не умер.

Ладо высоко держит лампу, смотрит на Васо, и когда тот стонет, Ладо начинает стонать тоже, смотрит на Варлама, и глаза его становятся напряженно-задумчивыми, как у человека, который решает что-то очень большое и важное для себя.

Как, наверное, трудно, мучительно человеку, который всегда сопереживает другим людям, ощущает чужие страдания, как свои, и каким счастливым должен быть такой человек, ведь он никогда не чувствует одиночества.

— Все! — говорит Варлам, хватает тунги с чачей и делает несколько больших глотков.

Ладо ставит лампу на табурет, обнимает Варлама, Левана, Саркиса и Пимена, всех других, выбегает за дверь, что-то говорит, и там все смеются, говорят, кричат.

Варлам бестолково ходит по комнате, останавливается возле Васо — он спит, и снова ходит из угла в угол, не может успокоиться.

Входят женщины. Мать Васо бросается к Варламу и тараторит:

— Пусть бог благословит тебя, твое сердце, твою десницу! Пусть счастье тебе сопутствует. Пусть веселье будет в твоем доме!..

Он, радуясь, слушает ее. Подходит Ладо.

— Тебя не отпустят, а у меня дело, я незаметно уйду.

Когда он уходит, Варлам соображает, что Пимен с женой постараются отблагодарить его. Уже начинают готовить еду, и соседи приносят кто сыр, кто кузшин с вином. Сидеть за столом и слушать их похвалы он не может. Односельчане его, эти хорошие люди, не могут понять, что значит для Варлама сегодняшний день. Отведя Пимена в сторону, он строго говорит, что Васо нужен покой. За его здоровье Варлам выпьет с Пименом потом, когда Васо совсем оправится. Попозже он придет снова.

Пимен, человек втрое старше его, который никогда не стал бы подчиняться юнцу, покорно склоняет голову.

— Да, дорогой, как тебе угодно будет.

Варлам забирает учебник, который так и не понадобился, саквояж с инструментами и уходит несмотря на общие протесты.

Дома ему не сидится. И Саркис с другими парнями могут нагрянуть сюда с вином. Он гасит коптилку, закрывает дверь и бродит по полям, думая об операции. Кажется, все было сделано правильно.


За окраинными землянками горит костер. Варлам подходит к нему.

На большом камне с книгой в руке — Ладо. Возле него на булыжниках или прямо на траве сидят молодые крестьяне. Ладо опускает книгу, ждет, пока Варлам сядет, и продолжает читать.

Варлам знает, что Ладо собирает крестьян и беседует с ними, но на сходку попал впервые.

Ладо читает вслух рассказ Эгнате Ниношвили «Распоряжение». Героя рассказа зовут Кация Мунд-жадзе. В грузинском языке человек, как представитель большого рода человеческого, происшедшего от Адама, обозначается словом «адамиани». «Каци» же означает человека, мужчину в обиходном смысле этого слова. «Мунджи» в переводе — «немой».

Внимательно слушает, хотя и знает этот рассказ.

Перейти на страницу:

Все книги серии Пламенные революционеры

Последний день жизни. Повесть об Эжене Варлене
Последний день жизни. Повесть об Эжене Варлене

Перу Арсения Рутько принадлежат книги, посвященные революционерам и революционной борьбе. Это — «Пленительная звезда», «И жизнью и смертью», «Детство на Волге», «У зеленой колыбели», «Оплачена многаю кровью…» Тешам современности посвящены его романы «Бессмертная земля», «Есть море синее», «Сквозь сердце», «Светлый плен».Наталья Туманова — историк по образованию, журналист и прозаик. Ее книги адресованы детям и юношеству: «Не отдавайте им друзей», «Родимое пятно», «Счастливого льда, девочки», «Давно в Цагвери». В 1981 году в серии «Пламенные революционеры» вышла пх совместная книга «Ничего для себя» о Луизе Мишель.Повесть «Последний день жизни» рассказывает об Эжене Варлене, французском рабочем переплетчике, деятеле Парижской Коммуны.

Арсений Иванович Рутько , Наталья Львовна Туманова

Историческая проза

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары