– У меня не мужики, а поклонники! – отрезала Леокадия.
– Девочки! Не ссорьтесь, – жалобно попросила Мила.
– Ладно, – сказала Лео, – мир, дружба, шоколадка «Россия щедрая душа». – При этих словах она вытащила плитку темного шоколада и разломила ее на три части, одну оставив себе, а две отдав подругам.
– Лео, а ты не знаешь, отчего скончался этот художник? Ведь он вроде был не старый? – спросила Мила.
– Сорок четыре года. Его застрелили из обреза охотничьего ружья.
Андриана встала как вкопанная. Ей показалось, что ее ударили по голове пыльным мешком.
– Что с тобой? – удивилась Леокадия. – Ты чего так побледнела?
– Нет, ничего, – пролепетала Андриана Карлсоновна, – просто это так неожиданно.
– По-моему, в твоих детективах и не такое случается.
– Ты права, – тихо отозвалась Андриана.
– Поэтому я их и не читаю, берегу нервы.
– Тогда почитай Юзефа Крашевского, – машинально проговорила Андриана.
– Кто такой? Почему не знаю?!
– Это польский писатель девятнадцатого века. У него и любовь, и история. Я прочитала у него «Графиню Козель» и «Брюль». Мне понравились эти романы.
– А они точно про любовь? – подозрительно спросила Лео.
– Точно.
– Но ты же любовные романчики не любишь, – ехидно заметила Лео.
– Ты верно выразилась – я не люблю любовные романчики, – невозмутимо отозвалась Андриана. – А это довольно серьезные исторические вещи, они расширяют кругозор.
– Кто такая графиня Козель?
– Несчастная любовница Августа II Сильного, короля Саксонии.
– И почему же она несчастная?
– Из-за своей гордыни, как я думаю, – ответила Андриана.
– А кто такой Брюль?
– Один прохвост при дворе Августа II и его сына. Выбрался из грязи в князи и стал первым министром короля польского и курфюрста саксонского Августа III.
– Понятно, ты меня заинтриговала. Пожалуй, я тоже почитаю твоего Крашевского.
– Он не мой!
– Но ты же мне его порекомендовала, – безмятежно отозвалась Леокадия.
– Между прочим, – сказала Андриана, – Крашевский внесен в Книгу рекордов Гиннесса как «чемпион эпохи гусиного пера».
– С чего бы это? – удивилась Лео.
– А с того, что он написал около 600 томов романов и повестей, поэтических и драматических произведений. И это не считая большого количества публицистических и литературно-критических статей, путевых очерков, трудов по истории, этнографии, фольклористике. И написал он все это пером! Ведь в те времена не было даже ручек! Не говоря уже о пишущих машинках. А теперь писателям с компьютерами вообще благодать!
– Да, силен мужик! – согласилась Лео.
– Крашевский не мужик! – обиделась за писателя Андриана.
– Извини, – хмыкнула Леокадия, – ясновельможный пан.
– Ты не можешь обходиться без своих подкалываний!
– Я же извинилась.
– Кстати, у Крашевского в «Графине Козель» очень интересные описания шведского короля Карла XII, они совсем не похожи на то, что можно прочитать в книгах наших писателей и увидеть в отечественном кино, – пояснила Андриана, проигнорировав иронию подруги.
– Он там лучше или хуже?
– Не лучше и не хуже, – пожала плечами Андриана, – просто показан с другого ракурса. И это интересно.
– А твой любимый Петенька ему накостылял, – поддела подругу Леокадия, которая не понимала, как это Андриане пришло в голову повесить у себя в квартире портрет императора.
– Не Петенька, а Петр Алексеевич, – сердито поправила подругу Андриана Карлсоновна.
– Нет, ты как хочешь, – продолжила подкалывать Андриану Лео, – но я тебя не понимаю! Восхищаться Петром I и лопать варенье по рецепту какого-то шведа!
– Во-первых, не какого-то, а моего предка, – обиделась за прапрапрадедушку Андриана, – а во-вторых, ты это варенье тоже лопаешь так, что за ушами трещит.
– Конечно, – согласилась Леокадия, – не пропадать же добру.
– Девочки! Перестаньте ссориться! – снова воскликнула Мила.
– Мы не ссоримся, мы пикируемся.
– Идите уже! – Мила подтолкнула их ко входу в выставочный зал.
Шагнув в него, обе подруги сразу же сомкнули уста и погрузились в атмосферу, созданную произведениями так рано вырванного из жизни художника.
Забыв обо всем на свете, они медленно переходили от одной картины к другой, надолго замирали перед тем или иным полотном. Андриана всматривалась в картины особенно пристально, точно они могли сообщить ей имя убийцы. Ей не давала покоя фраза, произнесенная Леокадией: «Его застрелили из обреза охотничьего ружья». И в висках точно маленькие молоточки стучали – так же, как Бакулева, как Бакулева.
Ей захотелось узнать о художнике Вениамине Стеклове как можно больше. А кто или, вернее, что может сказать о человеке больше, чем его творчество? Поэтому она так пристально вглядывалась в его полотна. На ранних работах художника всегда была изображена одна и та же девушка с высокими скулами и с веселыми, слегка раскосыми глазами зеленого цвета. Ее каштановые волосы, рассыпанные по плечам и спине, на картинах художника почти всегда, за редким исключением, были пронизаны солнечным светом и поэтому казались золотистыми.