Вот он, Петрович, уже собрался уволиться — и домой, а теперь все в ином свете? Теперь есть средство. И оказывается, еще есть вера? Так что же, только в средстве ли дело? Да, хочется домой. К жене. К сыну. Но все-таки дом — это место осуществленной судьбы! А осуществлена ли она в полной их, Новиковской мере?
— Ладно, люба, не ворчи. Давай пригубим с тобой чего покрепче…
— Ай, спокусник, зранку тостуешь! Що, так за дядю Эдика?
— Нет. Сегодня другой.
— А що так? Разлюбив дядька?
— Просто другой. Сегодня — за еврейского дядю Эрика.
И когда девица вылупилась на фартового командира круглыми, как медяки, глазами, тот сказал ей доверительно, как будто она могла его понять:
— Ты себе даже не представляешь, какая это хитрая штука — диалектика… Мог бы подумать мирный раввин из Браслово, что от его имени казак в Ростове вооружит роту добровольцев-антифашистов!
Барменша встряхнула голубыми волосами. Она ровным счетом ничего не поняла, но ей и без понимания все само собой стало понятно. В роте Петровича не переведутся патроны и провиант. А, значит, ее Д-цк и ее кабак будут по-прежнему под защитой и не отойдут под укропов и нациков. А что среди защитников ее пивной — и раввины, и казачки, и немцы, и аргентинцы — весь интернационал — так-то ей известно и ничуть не удивительно, раз на той стороне снова свастики. Женщина покачала головой и, вытащив из-под стойки две стопочки, наполнила их крепким, злым самогоном…
— Ну, щоб день не забувся! — подвела итог она и выпила, не прикрывая век, до дна свое зелье.
ВЕРЯЩАЯ В ВЫСШИЙ СМЫСЛ ЛЮБВИ