С другой стороны, есть небольшое число людей, настроенных к нам враждебно. Они отнюдь не контрреволюционеры и в некоторых вопросах, например в вопросе о борьбе с империализмом, могут сотрудничать с нами, но они сомневаются в марксизме, сомневаются в социалистическом строе. Таких людей тоже насчитывается несколько процентов. Остальные 70–80 процентов занимают промежуточную позицию.
Они разбираются слегка в марксизме, но разбираются слабо; они могут одобрять социалистический строй, но и легко колеблются; что же касается восприятия ими марксистского мировоззрения, то здесь еще есть трудности. Они часто говорят «вы — мы», не считают нашу партию своей партией, как это делает большинство рабочих, крестьян-бедняков и низших слоев середняков. По их отношениям с рабочими и крестьянами также можно судить, что их мировоззрение еще не марксистское. Когда они едут знакомиться с заводом, с деревней, они не в состоянии ощущать себя частью рабочего класса и крестьянства. Знакомиться-то знакомятся, но между ними сохраняется дистанция, они не могут стать друзьями, не могут задушевно побеседовать, по-прежнему остаются отношения «вы — мы». Интеллигенты тоже служат народу, но еще не могут добиться того, чтобы служить ему всей душой, всем сердцем, они не единодушны с народом, но и не чужды его интересам, они лишь половиной своего сердца на стороне народа, и наша задача завоевать их целиком.
В течение трех пятилеток (то есть в течение еще 11 лет) всей интеллигенции надо сделать шаг вперед в области изучения марксизма, в области сплочения с рабочими и крестьянами. Вероятно, треть интеллигенции либо вступит [за это время] в партию, либо станет беспартийными активистами, затем будет сделан еще один шаг вперед и завоевана остальная часть интеллигенции. Таким образом мы постепенно изменим положение с интеллигенцией, изменим ее мировоззрение.
Для части интеллигенции сейчас как будто бы по-прежнему стоит проблема рабоче-крестьянско-солдатского направления в литературе и искусстве. Это тоже одно из проявлений несложившегося нового мировоззрения интеллигенции. Мы должны разъяснить ей, что в нашем государстве нет других [категорий] людей, кроме рабочих и крестьян. Капиталисты должны стать рабочими, а помещики уже превращаются в крестьян. Кроме этих двух категорий людей, существует еще третья категории, интеллигенция. Интеллигенция служит рабочим и крестьянам, ее собственный характер подвергается изменениям, и постепенно она превратится в интеллигенцию рабочего класса. Поэтому литература и искусство, естественно, должны иметь ориентацию на рабочих, крестьян и солдат — и никакой другой. Разве можно еще иметь помещичью, буржуазную или империалистическую ориентацию? Эти силы уже ушли с политической арены и утратили свою социальную базу.
Что же касается нескольких сот миллионов мелкобуржуазных элементов, то они также уже вступили на путь коллективизации и их сейчас нельзя называть мелкими буржуа, они уже стали коллективизированными крестьянами, коллективизированными кустарями. Конечно, их идеология еще тянет за собой мелкобуржуазный хвост, в особенности это относится к зажиточным середнякам и высшим слоям середняков, у них буржуазные и мелкобуржуазные взгляды еще очень сильны. Интеллигенция, сомневающаяся сейчас в необходимости рабоче-крестьянско-солдатского направления, как раз и отражает взгляды буржуазии, а также зажиточной прослойки мелкой буржуазии. Однако как бы там ни было, у буржуазии и мелкой буржуазии теперь остался всего лишь хвост, и какой бы длины он ни был, в конце концов он будет отрублен. Поэтому мы должны оплачивать и завоевывать на свою сторону мелкобуржуазную и буржуазную интеллигенцию, для этого есть все условия. Но на это требуется время, нужен длительный срок — более десяти, а то и два десятка лет, нельзя спешить, нельзя торопиться. Убедить в марксизме можно только постепенно, его нельзя внедрить насильно, такое внедрение вопроса не решит.