Выученные уроки (СИ)

— Откуда ты знаешь?

— Потому что он этого бы не сделал! — суженные глаза теперь сверкают, и она выглядит разгневанной больше, чем какой-нибудь еще. — И ты не должен такого говорить!

Я подавляю желание закатить глаза. Я думаю, что есть очень большая вероятность этого. Может, она даже не понимает, насколько легко ему иметь связь на стороне, даже множество связей. Я уверен, что полно женщин, готовых отдать свою левую руку только за возможность запрыгнуть к нему в постель. В конце концов, он Гарри Поттер, и это многое значит для охотниц за состоянием и разлучниц. Я только не понимаю, почему он оказался настолько туп, что попался, раз уж решил завести интрижку. Это бесит меня больше всего — даже не то, что он сделал это, а то, что это разхреначило всю нашу семью.

Не то чтобы она до этого не была хреновой.

Я почти говорю Лили, чтобы она повеселила меня и выдала свою версию того, что вызвало Драму Поттеров, но даже я не могу быть к ней так жесток, когда она смотрит на меня вот так. Ее сердитые глаза начинают увлажняться, и она явно близка к тому, чтобы разрыдаться. Она, наверное, единственная плачущая девчонка, с которой я могу справиться, потому что девять раз из десяти она ревет, тем самым пытаясь добиться того, чего хочет. И девять раз из десяти это срабатывает. Но сейчас я твердо могу сказать, что она не прикидывается и действительно расстроена неминуемым концом брака наших родителей.

Так что я ее обнимаю.

Видите? Я не такой уж и ужасный. Она моя маленькая сестренка, в конце концов. Я беспокоюсь о ней и даже показываю это иногда. Я ведь не каменный, в конце концов. Верите или нет, я забочусь о нескольких людях. Так что я притягиваю ее к себе, и она сразу же заворачивается в мои руки, прячет лицо у меня на груди и немного трясется. Я смотрю поверх ее головы на группу подружек, что все еще стоят на некотором расстоянии от нас. Они выглядят шокированными внезапным жестом, но потом замечают, что я смотрю, поэтому быстро отворачиваются и уходят в другую сторону.

Сомневаюсь, что Лили хочет плакать посреди одного из главных коридоров, так что я мягко отодвигаюсь от нее и обнимаю за плечи. Она обеими руками держит меня за талию, но позволяет увести ее подальше от толпы, которая начала собираться, чтобы посмотреть. Я пытаюсь запомнить каждого любопытного ублюдка, который сует нос в мои дела, чтобы я мог позже как следует надрать им задницы, но их слишком много.

Она плачет все время, пока мы выбираемся наружу. Здесь холодно, а у нее даже нет пальто или плаща. Она все еще одета в форму. Я и сам только в форме для тренировки, но думаю, что могу легче справиться с ветром, чем она. Я быстро веду ее к раздевалке и провожу внутрь. Я немного рано и пришел первым, так что раздевалка пуста, когда мы туда заходим. Я провожу ее к скамейке и сажусь вместе с ней, она меня все еще не отпускает.

— Лили, — тихо говорю я и понятия не имею, что сказать. — Эй, послушай, — я немного отстраняюсь и пытаюсь заглянуть ей в лицо. Оно залито слезами, и она выглядит совсем как маленькая девочка, которой она так старалась не быть в последнее время.

Это заставило меня затосковать о прежних временах, когда она была веселой и милой, а не требовательной сверхдраматизирующей избалованной девчонкой, в которую превратилась. Проблема, конечно, в том, что она совсем не выглядит веселой и милой; она выглядит совершенно несчастной.

— Не плачь из-за них, ладно? — я пытаюсь быть настолько мягким, насколько могу, но это определенно очень трудно, потому что я не из мягких. — Они даже этого не стоят.

— Нет, стоят! — протестует она, и ее голос скрипит в подобии икоты. — Почему они это с нами делают?

— Они делают это с собой, — отвечаю я. — Это не имеет отношения к нам.

— Но почему? — она теперь ноет, но я даже не пытаюсь раздражаться. — Что если это мы что-то сделали?

— Слушай, — ровно говорю я ей, кладя руки на плечи. — Они сами отвечают за себя, ясно? Никто из нас не управляет тем, как они поступают.

Интересно, порадует ли их, что их тринадцатилетняя дочь думает, что это она ответственна за разрушение их брака. Она просто ребенок, хрен вас возьми. Они такие эгоистичные мерзавцы. Я не понимаю, как они сами с собой уживаются.

— Но они не говорят нам, что случилось?!

— Да, потому что они оба дерьмо, — я перестаю быть мягким. — Поэтому тебе не стоит тратить на них свои слезы. Они это сделали, они и должны это исправить.

Лили легонько кивает, но теперь плачет еще больше. Я снова обнимаю ее, и на этот раз она плачет только сильнее. Ее слезы увлажняют мою рубашку, но я не обращаю внимания. Я глажу ее по голове, как это делают старшие братья, и она обнимает меня еще крепче. Я рад, что она хотя бы однажды становится собой, и что она знает, что всегда может прийти ко мне, если у нее проблема. Иногда я чувствую себя виноватым за то, что я довольно дерьмовый старший брат, особенно по отношению к Лили, потому что она мне ничего не сделала, но я рад, что она знает, что, когда наступает в этом нужда, я всегда приду на помощь.