Выученные уроки (СИ)

Когда мы добрались, оказалось, что в Норе на этот раз не так уж много народу. Судя по тому, что я увидел, когда вошел, тут только (кроме бабушки с дедушкой, конечно) моя мама, дядя Джордж, Фред и Рокси. Бабушка набросилась на нас со всей своей силой, когда мы вошли, и мы изо всех сил постарались как можно скорее выбраться из ее хватки. Джеймс немедленно направился к Фреду, конечно, и они тут же исчезли наверху, никто не успел и глазом моргнуть. Мама видела, как они ушли, но не попыталась их остановить. Она повернулась к оставшимся и слабо улыбнулась.

Она не выглядит изменившейся. Она не выглядит больной, или смущенной, или даже грустной. Она выглядит как-то устало. Как оказалось, одинокая жизнь ее не слишком ужасно сильно изменила. С той же секунды, как Лили увидела ее, понятно, что она злится. Когда мама попыталась ее обнять, Лили отвернулась и скрестила руки на груди. Секунду спустя она схватила Хьюго и утащила его куда-то. Мама посмотрела на тетю Гермиону, которая пожала плечом в каком-то их молчаливом разговоре. Я не настолько груб. Когда она обнимает меня, я ей позволяю. И когда она спрашивает про школу, я даю какие-то скучные ответы. Не вижу смысла в том, чтобы заставлять ее чувствовать себя еще хуже, чем есть. Но все равно мне неловко, и поэтому я пользуюсь первой же представившейся возможностью сбежать, что и делаю, следуя за Роуз в сад.

Еще слишком холодно для весны, и мы оба сжимаемся в своих куртках, когда ветер бьет нас по лицу. Накрапывает легкий дождь, как всегда весной в Англии. Мы к этому привыкли, но это все равно не привлекательно. Роуз находит место под одной из яблонь и с удобством располагается на влажной траве. Я присоединяюсь к ней, и ветки дерева защищают нас от большей части дождя.

– Интересно, где папа, – не вижу смысла плясать вокруг да около. Я могу задать вопрос, о котором все думают.

Роуз качает головой и отворачивается от ветра.

– Не знаю. Может, придет позже.

– Я даже не знаю, зачем мы сюда пришли, – горько сказал я, хотя даже ради запаха бабушкиного ростбифа с картошкой стоило.

Роуз читает мои мысли и просто отвечает:

– Обед.

Она права, конечно. Мы сидим в тишине еще немного, пока наконец я не сказал:

– Не знаю, зачем Джеймсу и Лили надо быть такими грубыми.

– Ну, Джеймсу «грубость» можно взять вторым именем. А Лили, думаю, просто запуталась.

Не то чтобы Роуз заступалась за Лили, но в последнее время она стала к ней добрее. И все равно, даже если она права, это Лили не оправдывает. Мы все запутались. Это не значит, что мы теперь все можем вести себя как идиоты.

Час или около того спустя нас позвали внутрь на обед. Оказывается, Виктуар и Тедди пришли, пока мы были снаружи, потому что они сидят за столом в ожидании обеда вместе с остальной семьей.

– А где ребенок? – спросила Роуз, проскальзывая на пустой стул рядом с Тедди. Она, не дожидаясь разрешения, придвигает плошку с горошком и начинает наполнять свою тарелку.

– С Доминик, – отвечает он, и он явно этому рад. – Слава богу.

Все смеются, вернее, все, кроме Виктуар, она некоторое время расстреливает его взглядом, но тут же отвлекается на бокал вина. Как раз в духе Вик – отвлечься от желания закатить кому-то сцену ради алкоголя.

Обед проходит довольно гладко и без особых событий. Почти весь разговор сводится к тому, чтобы довести Джеймса замечаниями о Кейт. Особенно над этим стараются Фред, мои дяди и Тедди, и все они считают всю эту фигню очень, очень смешной. Я бы тоже находил это смешным, если бы мне не приходилось смотреть на это целыми днями и удерживаться от рвотного рефлекса. А он не слишком обращает внимание и воспринимает все спокойно, к моему изумлению, я почти ждал, что он убьет каждого, кто об этом заговорит. А ему вовсе и не неловко, как оказалось, даже когда Тедди спросил, когда похороны, потом кашлянул и сказал, что имел в виду свадьбу. Вот Виктуар, думаю, нашла бы много, что на это сказать, но у нее уже третий бокал вина, и она не обращает внимание ни на что.

После обеда все снова разбиваются на свои маленькие группы. Папы по-прежнему не видно, и никто об этом не говорит. Я спрашиваю себя, сколько мы еще планируем тут оставаться. Роуз спрашивает о том же, и она выглядит ужасно уставшей, несмотря на то, что только полвосьмого. Мы снова сидим на заднем дворе, пытаясь не обращать внимания на капли, падающие нам на головы, когда мимо пролетает сова и влетает прямо в окно кухни. К ее ноге привязана газета, так что легко заметить, что это вечерний выпуск Ежедневного Пророка. Удивлен, что бабушка с дедушкой его все еще выписывают, учитывая, что там пишут в последнее время о моей семье. Ну, наверное, лучше знать, что о тебе говорят

Прошло ровно сорок три секунды между тем, как сова влетела в окно и взрывом (ладно, вру, я не считал, так что понятия не имею, но это случилось быстро!)

– РОУЗ ЭММЕЛИН УИЗЛИ!

Мы с Роуз тут же переглянулись. Ее глаза широко распахнулись, когда она услышала, как из дома кто-то проорал ее полное имя.

– Что я сделала? – шипит она, дико глядя на меня.

– Я не знаю, – шиплю я в ответ. – Что ты сделала?