Выученные уроки (СИ)

– Я не думаю, что я хоть что-то сделала!

– РОУЗ!

– Блять, – ее глаза огромные и безумные.

– НЕМЕДЛЕННО ТАЩИ СЮДА СВОЮ ЗАДНИЦУ!

– Иди, – быстро сказал я ей, вставая, чтобы показать свою поддержку.

Она почти в панике, когда идет передо мной к дому. Интересно, что такого случилось, что могло так взбесить ее отца. По тому, как она выглядит, видно, что она понятия не имеет, что сделала. Я тоже не представляю, но понимаю, почему она в ужасе.

Когда мы входим, нетрудно сообразить, в чем причина скандала. Вечерний выпуск Ежедневного Пророка лежит раскрытый на кухонном столе прямо у нас на виду. Мы с Роуз вместе взглянули на заголовок.

«Дочь кандидата в министры состоит в тайной связи с внуком главного спонсора кандидата от оппозиционной партии».

И здесь же, чтоб богу и людям убедиться, фотография Роуз и Скорпиуса, занятых чем-то похожим на страстный поцелуй.

Я даже не утруждаюсь прочитать статью. Фотография сказала все. Я думаю, ее сделали сегодня днем, в поезде. Фотографировали явно снаружи, через окно купе, но кто на снимке, ошибиться нельзя. Все тут, в черно-белом цвете.

Роуз выглядит так, будто сейчас упадет в обморок. С ее лица исчезли все краски, и она без слов падает на стул напротив своих родителей. Она ни на кого не смотрит. Тетя Гермиона выглядит так, будто впервые за всю свою жизнь не может подобрать слов, а дядя Рон - будто хочет кого-нибудь задушить, кого угодно, но медленно и больно. Кухня забита всеми остальными членами семьи, которые сейчас оказались в Норе. Думаю, те, кто еще не был на кухне, прибежали, когда случился взрыв, а те, кто уже там был, парализованы ужасом.

– Роуз, – тетя Гермиона, наконец, нашла слова, так как заговорила напряженно, явно едва сохраняя контроль, – это правда?

Роуз ничего не отвечает. Она все еще выглядит так, будто сейчас грохнется, несмотря на то, что сидит. Или так, или ее стошнит прямо на всю кухню.

– Отвечай на чертов вопрос, – злобно рявкнул ее отец, когда она не ответила сразу. – Это правда?

– Ну, ты же видишь фотографию, - мрачно бормочет Роуз. Она все еще не подняла голову.

– Не смей умничать, юная леди!

– Рон, успокойся, – быстро вмешалась тетя Гермиона.

– Успокоиться? – он смеется очень тихо, опасным смехом. – Ты нахер видишь это? – он широко машет в сторону газеты, которая до сих пор не тронутая лежит на столе.

– Конечно, вижу, – отвечает она. – За все те годы, что ты меня знаешь, я еще ни разу не объявляла себя слепой!

– А сомневаюсь! – грубо хохочет он. – Судя по тому, что ты говоришь мне успокоиться, когда твоя дочь распутничает на глазах у всего мира с гребаным Малфоем! – его лицо ярко-красного цвета, и я уже почти боюсь, что его голова сейчас взорвется. – Как это вообще нахрен началось? – снова перевел он свое внимание с жены на дочь.

Роуз, наконец, выпала из своего ступора, и ее голова просто упала на стол.

– Ох, ебааать, - наконец медленно и почти умоляюще сказала она.

Тетя Гермиона тут же сказала:

– Роуз!

В ту же самую секунду, как дядя Джордж пробормотал:

– Ну да, это как раз так и можно начать, – и Тедди не сдержался и хихикнул.

Уверен, мне не надо говорить, что это не самое умное, что можно было сказать, потому что тетя Гермиона в прямом смысле подпрыгнула, обернулась и врезала им обоим (довольно сильно) по башке.

– Какого черта с вами? – злобно спросила она.

– Что тут смешного? – дядя Рон выкрикнул вслед за ней.

– Ну, ты должен признать, дружище, – весело сказал дядя Джордж, – есть в этом какая-то ирония…

– Нет тут никакой иронии! Я скажу тебе, где тут нахер…

– Можно мне уйти? – спросила Роуз, внезапно выпрямившись.

Ее отец сказал:

– Нет, тебе нельзя никуда идти! – в ту же секунду, как ее мама сказала:

– Да.

Ее родители с секунду смотрели друг на друга, и гнев был явно написан на их лицах. Роуз не стала дожидаться, чье слово перевесит. Она принимает мамин ответ и выбегает так быстро, как только ноги ей позволяют. Я присоединяюсь через некоторое время.

– Что ты имеешь в виду, говоря, что она может идти? – выплевывает дядя Рон.

– Я сказала, что она может идти. Ты не можешь ее позорить.

– А, по-твоему, мне не насрать на ее позор? – он хватает газету со стола и пихает ей. – Ты это видела?

Тетя Гермиона хватает газету и расстреливает его взглядом.

– Да, – опасно шипит она. – Веришь или нет, но я нахер умею читать!

Когда тетя Гермиона начинает сквернословить, всегда лучший момент покинуть комнату. Я использую это, как повод выйти, и выскальзываю через заднюю дверь в том же направлении, куда сбежала Роуз. Она уже успела далеко убежать, но я вижу, как она идет через холм к пруду. Солнце уже село, и снова пошел дождь, сильнее, чем днем. Я бегу за ней.

Когда я ее, наконец, нагнал, она сидела на берегу пруда. Ее колени подтянуты к груди, и она спрятала в них свое лицо. Она трясется, и я знаю, даже не спрашивая, что она плачет. Я ненавижу, когда девчонки плачут, даже Роуз, но я знаю, что если уйду, то буду дерьмовым кузеном, а другом – еще дерьмовее.