Звучит так просто, будто он просто прогулялся по району, а не летел через всю чертову страну!
— Что сказал твой папа? — я не стала объяснять, о чем я, он и так отлично знает.
— Он вообще-то вообще ничего не сказал, — медленно сказал он. — Он как бы сидел, а потом немного затрясся. Потом отшвырнул газету и ушел.
— Ну, не так уж плохо, да? — осторожно спросила я. Звучит намного менее скандально, чем реакция моего отца.
Он приподнял брови и посмотрел на меня так, будто думает, что я полудурочка.
— А потом нарисовался мой дед.
Слова мамы вернулись ко мне с прежней силой, и я постаралась не выказать эмоций, охвативших меня при этом:
— И что он сделал?
— Я не дал ему шанса ничего сделать, — Скорпиус покачал головой. — Я сбежал в ту же секунду, как услышал, что он пришел. Роуз, ты не понимаешь, он меня убьет.
Я бы сказала, что он драматизирует, но часть меня думает, что он, наверное, серьезно. Конечно, его дед не убьет его на самом деле (по крайней мере, я искренне на это надеюсь), но он определенно очень расстроится и превратит его жизнь в ад.
И Скорпиус не хочет иметь с этим дела.
— Значит, ты пришел сюда, чтобы со мной порвать? — спросила я, скрестив руки на груди, и отвернулась, прикинувшись, что мне интересно что-то на другой стороне комнаты. Я не хочу видеть его лицо, когда он это сделает.
Но он ничего не делает. Вместо этого он говорит со мной как с сумасшедшей:
— Что? С чего ты это взяла?
— Потому что тогда у твоего деда не будет причины злиться.
— Теперь он все равно будет в ярости! — Скорпиус передвигается так, чтобы попасть в поле моего зрения. — Ты хочешь порвать со мной?
Я просто смотрю на него. Это в первый раз, когда мы оба говорим об этом и даем этому имя. Говорить, что мы можем порвать, это все равно, что признаться, что мы встречаемся. Хотя, как мы можем встречаться, если все наши отношения состоят из спешных обжиманий в библиотечной комнате. Я бы хотела большего.
Я понимаю, что не ответила на его вопрос, и по его лицу читаю, что он не так все понял.
— Нет, — быстро сказала я. — Я просто подумала, что они могли заставить тебя…
— Роуз, — он вздыхает и с секунду смотрит вниз на пол. Когда он поднимает голову, у него опять серьезный вид. — Роуз, мне плевать, что они думают. Что все остальные думают.
— Правда?
— Да. Я… — он обрывает себя, и я вижу, как его лицо нервно дергается. — Мне плевать, если им это не нравится. Ты нравишься мне, — он говорит тихо, и я вижу, что он напуган до смерти. Это довольно мило.
Но все же его слова меня на секунду остановили. Я смотрю на него, пытаясь прочесть по глазам, но это трудно, потому что они выглядят так нервно и настороженно. Он сглатывает — наверное, нервная привычка — и ждет, чтобы я что-то сказала.
— Это для тебя важнее? — спросила я так же тихо, как он.
— Я пришел сюда, разве нет? — в этом есть смысл. Он пролетел через всю страну на гребаной метле. — Роуз, ты мне правда нравишься. Правда, — в его голосе почти отчаяние. И его глаза были такими умоляющими. И он так искренен.
И я сдалась.
Мы уже много раз целовались, но это никогда не было так. С той же секунды, как я схватила его за лицо и подтянула к себе, я поняла, что это все. Это кончено. Я больше даже не чувствую осознанного контроля. И его это, похоже, тоже не волнует, что немного удивляет, потому что он всегда очень осторожен в том, как все развивается.
Его определенно больше не заботят правила.
Его пальцы переплетаются в моих волосах, и, думаю, в другой ситуации могло бы быть больно. Но я едва замечаю. Это почти слишком легко. Дом пуст (кроме моего спящего братишки), и он в моей спальне. В моей спальне. И прямо здесь кровать. Мне не приходится слишком стараться, чтобы заставить его двинуться назад достаточно для того, чтобы споткнуться о край кровати и упасть на нее, и я больше, чем просто немного счастлива, когда он даже не думает протестовать, что я упала вслед за ним.
Мы никогда такого не делали раньше — целоваться вот так, лежа в кровати, не меньше. Это невероятно возбуждает, и мой пульс ускоряется от одной мысли об этом. Было трудно стащить с него куртку в нашей нынешней позе, но мы справляемся, и, когда мои волосы падают по обеим сторонам его лица, пока мы продолжаем целоваться, я не могу не возбуждаться. Мой мозг уже не работает ясно, ну и ладно. Мне на самом деле плевать, что я потеряла способность принимать здравые решения.
Он притягивает меня еще ближе к себе, но я не могу не чувствовать, что как бы близко мы ни были, этого недостаточно. По-моему, во мне запустилось что-то бесстыдное и гормональное, и я совершенно не понимаю, как это успокоить или контролировать. Не то чтобы я хотела. У Скорпиуса, по-моему, та же проблема, потому что, будучи обычно столь осторожным, сейчас он едва отмечает что-либо, кроме пустого дома и кровати.