Выжига, или Золотое руно судьбы

Доктор пожал плечами: это уж кому как нравится. Некоторые, например, лопают мел килограммами. Но ему лично больше по душе молочные продукты: молоко, кефир, творог, сыры разного рода.

И Горовой стал потреблять, особенно налегая на кефир, по мнению передовой советской медицины, полезный не только для костей, но и для самых разных органов человеческого тела. Кефир ли был тому причиной, или природа, которая все исцеляет, но рука болеть перестала. Правда, Петр Иннокентьевич все равно уже не решался утруждать пальцы раздавливанием орехов – да и зачем, если наука и технический прогресс специально для такого случая создали щипцы для колки орехов?

На столе рядом с ним по-змеиному шипел и обиженно взвизгивал транзистор: передавали симфонический оркестр. Как большинство советских людей, капитан не любил классическую музыку, а среди классики особенно не жаловал все и всяческие симфонии. Хуже них, пожалуй, были только оперы. Особенно раздражало, что певцы как будто нарочно пели неразборчиво, глотая согласные, а гласные доводя до кошачьего визга.

Он повертел колесико, настраиваясь на «Маяк». Шла передача «Найти человека». По радио звучал знакомый голос детской писательницы Агнии Барто; чудилось, что голос этот с трудом стоит на ногах и все время стремится прилечь на бок. Стихи Барто всегда казались капитану страшноватой пародией на реальную жизнь. «Уронили мишку на пол, оторвали мишке лапу», «Зайку бросила хозяйка, под дождем остался зайка», «Идет бычок, качается» и все в таком роде. Как будто не стихи для детей, а пособие для следователей НКВД пишет Барто, в частности о способах физического и психологического воздействия на подследственного. Чего, кстати, сказать, он качается, этот бычок? Просто выпил или применили к нему допрос третьей степени?

Четкого ответа на этот вопрос не было, а думать можно было все что угодно. Вот капитан и думал, и мысли его по большей части были мрачными и неприязненными.

Вон с диссидентами боремся, горько думал Горовой, а то, что у нас под носом детская писательница распространяет клевету на органы, никто не замечает. Оторвали, видите ли, мишке лапу! Да не было такого отродясь. Даже в лучшие – то есть в сталинские – годы не рвали людям руки живьем. Разное случалось, не спорю, но чтобы руки без наркоза рвать – не было и быть не могло!

Тем временем Агния Барто, как будто не догадываясь о мыслях капитана, продолжала вещать из радиоприемника, слегка пришепетывая из-за плохого приема.

– Как всегда, в начале нашей передачи я прошу вас, дорогие друзья, положить перед собой лист бумаги и карандаш, чтобы записывать фамилии людей, которых ищут их родные, – инструктировала она радиослушателей. – А пока я хочу прочитать не совсем обычное для нас письмо.

В эфире зашелестела бумага.

Чему там шелестеть, с раздражением думал капитан, раздавливая белочкой очередной орех, что, заранее нельзя было листы разложить? Туфта это все, выпендреж на публику, низкий сорт, нечистая работа. Барто тем временем наконец прошелестелась и начала читать письмо.

«Дорогая Агния Львовна, – проникновенно читала она, – пишет вам подполковник запаса Олег Апраксин. Так уж вышло, что я регулярно слушаю “Маяк”, и в частности вашу передачу. Знаю, что у вас часто ищут друг друга дети и родители, а также другие кровные родственники. Моя ситуация немного иная. Я ищу своего однополчанина старшего лейтенанта Андрея Ивановича Мазура…»

Услышав последнюю фразу, Горовой застыл. Орех в зубах у белочки так и остался не расколотым.

«Мы с Мазуром служили в одной роте в составе Первого белорусского фронта, – продолжала Агния Барто. – Так вышло, что в 1944 году мы потеряли друг друга из виду».

Горовой отложил в сторону белочку. Он весь превратился в слух, пальцы его слепо шарили по столу. Барто как ни в чем не бывало читала письмо незнакомого подполковника, сопровождая чтение выразительными голосовыми модуляциями.

«Вы, конечно, знаете, что такое фронтовое братство. Люди, вместе прошедшие войну бок о бок, часто становятся друг другу очень близкими, ближе даже, чем кровные родственники. Так же было и у нас с лейтенантом Мазуром. Все эти годы меня терзало беспокойство о его дальнейшей судьбе. После войны мы каждый год встречаемся с однополчанами, однако ни разу на встречах этих не было Андрея Ивановича Мазура. И тем не менее я очень надеюсь, что он жив.

Хочу, дорогая Агния Львовна, обратиться к вам за помощью в поисках моего фронтового друга. Знаю, как это непросто, но для меня очень важно было бы отыскать лейтенанта Мазура. Верю, что он жив и мы еще сможем увидеться.

С уважением, подполковник запаса Олег Матвеевич Апраксин».

Горовой не двигался, понимая, что сейчас-то и случится самое главное, то, ради чего судьба пустила по другой радиостанции ненавистную симфоническую музыку и заставила его покрутить колесико настройки.