Выжига, или Золотое руно судьбы

Человек со шрамом лежал лицом вверх, неестественно вывернув наружу руки и ноги, и остановившимся взором глядел в голубые, залитые весенним солнцем московские небеса.

* * *

Старший преподаватель МФТИ Андрей Иванович Мазур почувствовал себя нехорошо еще накануне вечером. Сильно сжимало грудь, сердце придавила тяжелая каменная плита. Болел затылок, на шею словно надели тугой воротник, перед глазами плавали черные точки. Валидол не помогал. Если бы он жил не один, он бы, вероятно, попробовал бы отлежаться, подождать хотя бы до утра. Но Андрей Иванович так и остался бобылем, хотя, вероятно, мог найти себе женщину, завести семью, нарожать детей. Человек он был интересный, война сильно выкосила мужчин, и после победы их осталось совсем мало, так что такая мелочь, как негнущаяся нога, мало кого смущала: женщины в то время не особенно привередничали, а некоторые романтические барышни видели в хромоте даже что-то загадочное, байроническое.

Но Мазур не спешил обзаводиться женой, хотя какие-то женщины в его жизни, кажется, все равно были. Почему он не подпускал их к себе слишком близко, никто не знал. Может быть, что-то сказать об этом могла его давняя знакомая, Мария Антонова, а может, и она бы ничего не сказала.

Тем не менее жизнь свою, не такую уж и плохую, старший преподаватель доживал почему-то в одиночестве в небольшой однокомнатной квартирке на окраине Москвы. Если бы квартиры давали за заслуги в педагогической науке и высшем образовании, Андрею Ивановичу, вероятно, причиталась бы по меньшей мере трехкомнатная. Однако докторскую защищать он не стал, а измерять научные и педагогические заслуги иным образом советская власть так и не научилась.

Впрочем, Андрею Ивановичу вполне хватало и однокомнатной, хотя недостаток площади все-таки доставлял ему некоторое неудобство. Все дело в том, что квартира Мазура от пола до потолка заставлена была книгами и новые ставить было совершенно некуда.

Итак, как уже говорилось, жил он один, а потому вынужден был проявлять большую осторожность, понимая, что, случись чего, рядом даже не окажется человека, который сможет вытащить его с того света. Поэтому, почувствовав себя совсем уже нехорошо, Андрей Иванович все-таки вызвал неотложку.

Неотложка приехала быстро. Врачиха осмотрела пациента, послушала легкие, измерила давление, пульс, покачала головой и предложила госпитализацию.

В больницу Мазуру не хотелось. В советских больницах неуютно лежать даже людям очень здоровым, а если ты болен, это лежание превращается в совершеннейшую пытку.

– Доктор, а нельзя ли что-нибудь сделать прямо на месте? – спросил он. – Укол, может быть, еще что-то…

– Укол я вам, конечно, сделаю, – сказала врачиха, открывая свой чемоданчик и набирая лекарство в шприц. – Но он даст лишь временное облегчение, проблемы в целом это не решит. У вас гипертонический криз. У вас вообще были раньше проблемы с сосудами?

– Как вам сказать, доктор… – замялся Мазур.

– Скажите как есть.

Он вздохнул: у него самого как будто проблем не было, но вот у матери случился инсульт.

– В каком возрасте?

– В молодом, не было и тридцати.

Лицо у врачихи стало озабоченным. С сосудами не шутят, в особенности если есть дурная наследственность. О возможных проблемах с сосудами предупреждал Мазура еще доктор Оборихин на прииске, однако Андрей Иванович распространяться об этом сейчас не счел нужным.

Врачиха сделала укол, села на стул возле дивана, стала ждать. Довольно быстро состояние пациента улучшилось и стало, по его уверениям, вполне сносным.

– Вам обязательно нужно показаться врачу в поликлинике, – сказала докторша, собирая свой инвентарь. – И не просто показаться. Вам надо снять электрокардиограмму, сдать все необходимые анализы. В идеале неплохо бы пройти общую диспансеризацию.

– Спасибо, доктор, – кивал Мазур с благодарностью, провожая ее к двери. – Спасибо, обязательно покажусь, сдам и пройду.

Он запер дверь и снова присел на диван. После укола ему стало лучше, но не сказать, чтобы совсем хорошо. Его неудержимо клонило в сон. Он немного посопротивлялся, но в конце концов сбросил халат и уснул. Но забвение не принесло Мазуру покоя, ему снились страшные и тоскливые сны.

Привиделось ему, будто он снова в лагере и ему предстоит драка с блатными. У него же, как назло, не сгибается нога, а из всего оружия – только общипанный банный веник. Этим веником он отмахивается от блатарей, которые загнали его в угол и угрожают ему заточками, обещая распилить на куски. Он совсем уже попрощался с жизнью, и тут невесть откуда явился капитан Горовой, растолкал всех блатарей и вырвал у Мазура веник, говоря:

– Он тебе не нужен, теперь я твое золото буду мести!

После этого капитан отвел Мазура в огромный пустой барак и посадил его на бочку, которая стояла посреди помещения. Над головой Мазура качался, медленно опускаясь, огромный маятник. При этом часов, к которым должен был крепиться маятник, не было видно, верхняя часть маятника уходила в бездонную черную пропасть, распростершуюся над ним в необъятной вышине.