Выжига, или Золотое руно судьбы

– Хорошая у вас куртка, – продолжал Волин. – Теплая, крепкая. Только вот обшлага у вас испачкались…

Охотник почему-то вздрогнул и убрал руки под стол, но тут же отвечал недовольно, что вокруг – тайга, а не благородное собрание, все время что-нибудь да запачкается. Вот только он не понимает, к чему все эти вопросы. Что, вообще говоря, случилось такого, что они к нему посреди ночи в дом ворвались? Допрашивают его… Зачем это, почему?

– У нас, Глеб Захарович, человек пропал, – начал старший следователь, терпеливо дослушав сварливый монолог хозяина дома. – Как раз в ваших местах. Несколько дней уже связаться с ним не можем. Мы подумали, что вы местный, все тут хорошо знаете. Может, видели кого-то пришлого или слышали о ком?

Медвецкий на минутку задумался, чесал в затылке, шевелил губами. Потом решительно объявил, что после того, как товарищ спасатель из МЧС уехал, никто из чужих тут больше не объявлялся.

– А из своих? – перебил его Волин.

Невинный этот вопрос произвел на охотника необыкновенное действие. Он побледнел, сглотнул, глаза его забегали по сторонам, брови насупились.

– Ну-ну, Глеб Захарович, – подбодрил его Волин. – Я же вижу, что вы сейчас в доме не один живете. При этом, как мне сказал Юрий Константинович, вы не женаты. Так кто из своих приезжал сюда в последние дни?

Охотник судорожно закусил ноготь на указательном пальце, отгрыз, судорожно сплюнул, посмотрел прямо на старшего следователя.

– Ну, приезжал, – сказал он грубовато. – Племянник мой приезжал. Из города, из Магадана.

– А зачем он приезжал?

– На охоту. Он ближе к лету всегда сюда охотиться ездит.

Волин кивнул: что ж, это понятно и законом не запрещено. Интересно, где он сейчас, этот племянник? Может, он что-нибудь слышал про чужака?

– Ничего он не слышал, – отвечал Медвецкий сурово. – А касаемо того, где он, так это не военная тайна – на охоту племяш пошел. На кабана.

Старший следователь удивился. Ночью пошел на охоту, а собаку не взял? Хозяин дома отвечал, что племяннику пес не нужен, у него тепловизор. По тепловизору и охотится.

– На кабана, значит, – задумчиво протянул Волин. – А не боится?

Старый охотник пожал плечами. Кабан, конечно, зверь серьезный, но племяш ведь тоже не указательным пальцем деланный. И на охоте, слава тебе господи, не первый раз. Ни кабана не испугается, ни медведя.

– Да я не про то, – перебил его Волин. И повернул голову к Варламову, который молча сидел рядом. – Какое у нас сегодня число?

– Двадцатое мая, – отвечал тот, видимо не очень понимая, к чему ведет приятель.

– Вот! – Волин поднял палец кверху. – Двадцатое мая. А до июня на кабанов охота запрещена. Это что же выходит, Глеб Захарович, племянник ваш браконьерством занимается? Как же вы допустили – вроде опытный человек, с охотничьего промысла кормитесь!

Вопрос этот крайне не понравился Медвецкому, и он заерзал на стуле. Потом махнул рукой: пропадать, так с музыкой. У них тут, сказал, свои, таежные законы. По большому счету стараются не нарушать, ну а на мелкие нарушения, бывает, что глаза и прикрывают.

– Кто прикрывает: вы или охотнадзор? – Волин глядел на старого охотника участливо, как на больного дистрофией ребенка.

– Все, – грубо отвечал тот. – Все тут и на все глаза прикрывают. Вот поживете здесь с мое, так вообще прищуритесь, как японец.

– А может, племяш все-таки не на охоту ушел? – Старший следователь смотрел теперь на Медвецкого с прищуренной хитрецой, как будто уже начал становиться японцем. – И кстати, почему вы дверь за собой не закрыли?

– Какую дверь? – переспросил старый охотник.

– Входную, – отвечал Волин. – Мы как в дом вошли, вы дверь запирать не стали, оставили приоткрытой. Гостей, что ли, ждете? Или знак кому-то решили подать?

– Какой еще знак? – побагровел Медвецкий. – Забыл просто, сейчас пойду закрою.

– Да бог с ней, с дверью, – легкомысленно махнул рукой Волин. – Пусть стоит, как стояла. Вы мне лучше скажите, где у вас тут уборная.

Охотник с явным облегчением отвечал, что уборная тут прямо во дворе, за домом. В принципе, можно просто к забору подойти.

Волин отвечал, что к забору неудобно, у него живот прихватило. Не проводит ли его Глеб Захарович, а то темно там на улице, хоть глаз выколи. Запросто можно споткнуться, да и сломать ногу к чертовой матери. А то и обе ноги. Не говоря уже про то, что собака может броситься.

Медвецкий взял со шкафа фонарь, бормоча что-то себе под нос, повел Волина во двор. Тот, выходя из комнаты, незаметно махнул рукой Варламову: дескать, сиди, не рыпайся. Тот кивнул, покорно остался сидеть на жестком топчане.

Вышли во двор. Однако Медвецкий, вместо того чтобы вести гостя к уборной, подошел к Алтаю и спустил его с цепи. Пес с рычанием потрусил в сторону Волина. Старший следователь напрягся, сунул руку в карман, как будто за пистолетом.

– Тихо, Алтай! – прикрикнул на него Медвецкий. – Сидеть!

Алтай вильнул хвостом и послушно уселся на землю.