Выжить любой ценой

Спокойней всех вели себя две исландки-лесбиянки: светлоглазые блондинки, жмущиеся друг к другу и держащиеся за руки. Агрессивной бывала англичанка из Манчестера, но она быстро успокаивалась и извинялась за грубости, которые успевала наговорить. Были здесь также представительницы Франции, Италии и целых три девушки из Чехии, оказавшиеся членами команды по пляжному волейболу. По-русски говорили только Юлия и Соня, но их это не огорчало, наоборот: можно было сколько угодно говорить о своем, не стесняясь посторонних.

Сегодня, правда, беседа не клеилась. Всю ночь продолжалась изматывающая качка, а на следующий день волны разгулялись еще сильнее. Примерно треть девушек страдали морской болезнью, о чем свидетельствовал ужасный запах, скопившийся в трюме, и мутные лужицы, перетекающие одна в другую во время покачивания корабля. Соня и Юлия пока держались. Дышать старались сквозь свою одежду или прикрывая носы руками. Так поступали практически все, но Беата почему-то привязалась именно к ним. Она то шипела по-польски, то переходила на английскую речь, а общий смысл был понятен и сводился к тому, что нечего строить из себя неженок, когда вы такие же грязные свиньи.

Достаточно долго Юлия терпела, а потом не выдержала, встала и, покачиваясь, направилась к полячке. Глаза той увеличились, а рот, напротив, сделался крохотным из-за втянутых внутрь губ.

— Что тебе надо? — спросила она, пытаясь замаскировать истеричными нотками проснувшийся в ней страх.

— Встань, — потребовала Юлия.

— Почему я должна тебя слушаться? Ты мне не начальник.

— Встань, тебе говорят.

Беата сама не заметила, как очутилась на ногах. Смотреть прямо в глаза Юлии не получалось — уж очень разного они были роста. Да и вообще, глаза полячки сделались скользкими, как две рыбешки, и метались из стороны в сторону. Юлия исхудала в неволе, но стать у нее сохранилась прежняя, от гордо вскинутого подбородка до уверенно расставленных ступней. Черты ее лица заострились, глаза тонули в мрачной тени, губы, выговаривающие слова, пренебрежительно кривились.

— Беата, — сказала она. — Мы все здесь в очень плохом положении. Не надо его ухудшать. Я говорю тебе в последний раз. Больше твои выходки я терпеть не намерена. Ты поняла меня? Повторять не надо?

Полячка потупилась.

— У меня нервный срыв, — забормотала она, путая английские и польские слова. — Меня усыпили в ресторане и бросили сюда. Я даже не смогла сообщить семье, где нахожусь. Как меня спасут, если никто не знает, что меня похитили?

— Извини, но твоя история не уникальна, — сухо произнесла Юлия. — Меня и дочь тоже взяли в ресторане. Кого-то запихнули в машину, кого-то вывели из отеля. Какая разница? Теперь нас всех набили сюда, как селедок в банку. А в тесноте нужно вести себя очень, очень осторожно. Ты задеваешь меня, я задеваю тебя. Кому от этого хорошо?

— Характер, — вздохнула Беата. — Я всегда должна на ком-то оторваться.

— Но ты все-таки сдерживайся. — Юлия положила руку на ее плечо. — Мы должны быть заодно. Иначе — конец.

— А сейчас разве не конец? — спросила исландка, которая, как и все вокруг, внимательно прислушивалась к разговору.

Юлия отрицательно покачала головой:

— Конец — это когда… когда…

— …конец! — закончила вместо нее француженка, и все в трюме засмеялись, сначала робко, нерешительно, потом все громче и свободней, пока их многоголосый хохот не прорвался сквозь щели в люке.

Когда Юлия вернулась на место и опустилась рядом с дочкой, обхватив руками поднятые колени, лицо ее все еще оставалось и веселым, и злым.

— Какая ты у меня, мама… — пробормотала Соня. — Даже слов не нахожу.

— Спасибо, доча. Я тебе понравилась?

— Еще как, мама. Ты просто молодец.

На глаза Юлии неожиданно навернулись слезы.

— Тогда запомни меня такой на всякий случай, — сказала она, жалобно кривя губы.

— А ну-ка прекрати! — прикрикнула Соня, словно на миг поменявшись с матерью ролями. — Не подавай плохой пример. Ни мне, ни…

Она бросила взгляд на девушек. Некоторые из них уже были готовы расплакаться. Юля провела пальцем по одной реснице, по другой, а потом громко предложила:

— Девчонки, давайте анекдоты рассказывать. Устроим такой интернациональный конкурс.

— Отличная идея! — поддержала ее немка. — Только без секса, ладно? У нас его, похоже, теперь будет даже чересчур много.

И пленницы опять расхохотались и стали вспоминать анекдоты попроще, а корабль, внимая их голосам, стонал и скрипел, стонал и скрипел…

* * *

Владельца катера звали Фалангом. Получая деньги от Данко, он предупредил:

— Плохой погода. Трясти.

Он показал жестами, что пассажирам следует быть готовыми к сильной качке.

— We don’t care, — ответили в один голос Данко и Мали. — Нам все равно.

— Окей, — равнодушно пожал плечами Фаланг. — Здесь деньги за путь один конец.

Он не спешил прятать полученные доллары, ожидая ответ.

— В один конец, — подтвердил Данко. — Мы не поплывем обратно.

Так они решили с Мали, не споря и не раздумывая. Это не подлежало обсуждению. Или они победят, или им незачем возвращаться. Все просто. Когда тебе не оставляют выбора, жизнь предельно упрощается. И смерть тоже.