Выживает сильнейший

— Хорошо. Но с этим мы еще успеем разобраться… Я всегда очень любил Северную Каролину, страну коневодов, даже прожил там несколько лет, разводя породистых скакунов.

— Почему-то меня это нисколько не удивляет.

Бейкер обернулся ко мне с улыбкой.

— Лошади — животные необычайно сильные. Удар копытом — и смерть.

— Очередное убийство — повод для нового веселья.

— В этом вы правы.

— Следовательно, идеология, я имею в виду евгенику, не имеет с этим ничего общего.

Он спокойно, с достоинством покачал головой.

— Отбросьте прочь шелуху мотивов и мотиваций, Алекс, и у вас останется горькая, печальная правда: в подавляющем большинстве случаев мы поступаем определенным образом лишь потому, что можем так поступить.

— Вы убивали людей, чтобы доказать себе, будто можете…

— Нет, не с целью доказать. Просто потому, что могу. По той же причине вы ковыряете в носу, когда думаете, что на вас никто не смотрит. — Он приложил к моим губам указательный палец: помолчи. — Какое количество муравьев раздавили вы своим башмаком на протяжении жизни? Миллионы? Десятки миллионов? А сколько времени вас мучили раскаяния по поводу этого геноцида?

— Муравьи и люди…

— И те и другие — живая материя. Все было очень просто до тех пор, пока мы не поставили обезьян на одну доску с собой и не усложнили собственную жизнь множеством предрассудков. Если из уравнения выбросить понятие Бога, то оно сведется к изысканной в своей примитивности формуле: всё сущее — материя, а она не вечна. — Бейкер поправил очки. — Этим я вовсе не хочу сказать, что для меня не существует некоторых исключений. Они есть у каждого, некие критерии. Скажем, вам плевать на муравьев, но, возможно, вы пощадили бы змею. А другой бы на вашем месте — нет. Третьи подвели бы черту под позвоночными, четвертые остановились бы на млекопитающих, покрытых мехом. Критериев хватает: для кого-то это внешняя привлекательность, для кого-то — наличие разума или вера в бессмертие души.

На лице его появилось задумчиво-мечтательное выражение.

— Постичь это невозможно, если у вас нет возможности разъезжать по миру и знакомиться с иным образом мышления. В Бангкоке — прекрасном, отвратительном и пугающем городе — я познакомился с мужчиной, поваром, виртуозно владевшим китайским кухонным тесаком с широким лезвием. Работал он в роскошном отеле, кормил на банкетах туристов и политиков, но до этого держал собственный ресторанчик в портовом районе, куда не ходят ни те ни другие. Коньком этого джентльмена была резка продуктов: ломтиками, дольками, соломкой, кубиками. Нож мелькал в его руках с умопомрачительной быстротой. Нам довелось несколько раз покурить вместе опиум, и постепенно я завоевал его доверие. Он рассказал, что начал учиться своему искусству еще ребенком, переходя от острых ножей к бритвенно-острым. На протяжении тридцати лет ему приходилось кромсать абсолютно все: моллюсков, кузнечиков, креветок, лягушек, змей, телятину, ягнят, бабуинов и шимпанзе.

Улыбка.

— Вы поняли меня, не так ли? Под ножом все ведут себя одинаково — разваливаются на части.

— Тогда какой смысл в выборе объекта? Если речь идет об игре, почему бы не наносить удары наугад?

— Чтобы перестроиться, необходимо время.

— Войску требуется ясно видимая цель.

— Войску? — повторил он озадаченно.

— Вы эту цель и указали: низкоорганизованная материя. Муравьи.

— Я никому ничего не указывал. По отношению к слуху глухота означает очевидную неполноценность, задержка умственного развития оскорбительна для нормального интеллекта, а неспособность вытереть собственную задницу отстоит слишком далеко от занятий философией. Поддержание чистоты в доме является изначальной, внутренне присущей потребностью личности.

— Новая утопия, — я старался говорить как можно спокойнее и отчетливее. Слушал ли меня кто-нибудь? — Выживает сильнейший.

Бейкер покачал головой. Словно инструктор из школы бойскаутов, в пятидесятый раз объясняющий туповатому мальчишке, как вяжется сложный узел.

— Избавьте меня от напыщенной сентиментальности. Без сильнейшего никакое выживание вообще невозможно. Умственно отсталые не изобретают лекарства от болезней, а астматики не сидят за штурвалом реактивного самолета. С ростом количества неполноценных мы начинаем не жить, а терпеть. Вот почему Уилли не выдержал в туалете.

Он снял очки и протер их платком. В доме стояла полная тишина.

— Забавный коктейль, — сказал я. — Поп-философия и садистские радости.

— Что плохого в радостях? Где, как не в них, смысл нашего существования на этой планете?

В очередной раз Бейкер поднял руку со шприцем. Помощи ждать неоткуда, нужно попробовать хотя бы потянуть время. Время — единственное, чем я располагаю.

— Мелвин Майерс, слепой парень, который пытался жить нормальной жизнью, — в чем заключалась его вина? В том, что он разузнал нечто о Леманне? О присвоении им чужих денег и перекачке их в «Новую утопию»?

Широкая улыбка.

— Ирония судьбы. Деньги, предназначенные ущербным, в конце концов оказались использованными на более разумные цели. Нет, Майерс и школа — сплошная патетика.

— Майерс был интеллигентен.

— Опять патетика.