Выживает сильнейший

Вытирая полотенцем руки, он поднялся из каюты еще до того, как я успел ступить на палубу. Высокий, крепко сложенный мужчина без всяких признаков жира. Белая майка с короткими рукавами, черные джинсы и мягкие белые туфли. Выглядящий на свои пятьдесят, загорелый, широкоплечий, с коротко стриженными темно-каштановыми волосами, серебрившимися на висках, он производил впечатление спокойного, уверенного в себе, сильного человека. На круглом, чем-то детском лице — массивные солнечные очки в золотой оправе.

Преуспевающий бизнесмен на отдыхе.

Я взобрался на борт яхты, и мы обменялись рукопожатием.

— Доктор? Уэс Бейкер. Перекусить хотите? Это можно сделать в гостинице.

— С удовольствием.

— Я только закрою каюту.

Он вернулся через минуту с огромной черной кожаной сумкой, которую с легкостью нес в одной руке. Мы направились к гостинице. Походка у Бейкера была очень медленной, будто он экономил каждое движение. Как профессиональный танцор или мим. Плавно раскачивал плечами, с улыбкой поворачивая из стороны в сторону небольшую аккуратную голову. Даже за темными стеклами очков в его карих глазах светилось любопытство.

— Отличный денек, не правда ли? — проговорил он.

— Замечательный.

— Живя в городе, мы изолируем себя от свободы. Побережье тоже перенаселено, но зато ночью, когда суета стихает, открывается такой вид на океанский простор, что ощущение бесконечности заставляет забыть обо всем.

— Сатори?

— Сатори — это недостижимый идеал, — он хмыкнул, — но отчего бы не стремиться к недостижимому? Вы ходите под парусом?

— Нечасто.

— Я и сам пока новичок в этом деле. В детстве, правда, ползал по каким-то посудинам, но меня никто не учил управляться с серьезным судном. Пристрастился несколько лет назад. Сноровка приходит со временем. Собьет пару раз гиком в воду — поневоле станешь внимательнее.

— У Нолана тоже был кое-какой опыт.

— Да. — Он кивнул. — Рыболовецкие суденышки в Санта-Барбаре. Нырял с них за палтусом. Но все это было не для него.

— Вот как?

— Он не любил работать руками.

Мы поднялись по ступенькам на террасу ресторана, остановившись перед табличкой «ПОДОЖДИТЕ, ПОЖАЛУЙСТА, ОФИЦИАНТ ВАС ПРОВОДИТ». Из двух десятков крытых темно-синими скатертями столиков заняты были только три. Под лучами солнца сверкало столовое серебро, искрились хрустальные грани бокалов. Стена из стекла отделяла террасу от пустого зала.

— А еще он говорил, что ему претит убийство, — продолжал Бейкер, оглядываясь в поисках официанта. — Он называл это убийством. Был против всякого насилия, а за год до поступления в академию стал настоящим вегетарианцем. Думаю, что единственным из всех знакомых мне полисменов. Эй, Макс!

К нам приблизился метрдотель-китаец: черный костюм, черная рубашка, черный галстук и широкая профессиональная улыбка на полном печали лице.

— Добрый день, мистер Бейкер. Столик ждет вас.

— Спасибо, Макс.

Китаец подвел нас к стоявшему у балюстрады столику, рассчитанному на четыре человека, но накрытому, однако, только на двоих. Снизу, от кромки прибоя, доносился терпкий запах водорослей и дизельного горючего.

— Против всякого насилия, — повторил я. — И все-таки выбрал работу полицейского.

— Теоретически здесь не должно быть никакого противоречия. — Бейкер развернул на коленях бирюзовую салфетку. — Работа полицейского в том и заключается, чтобы предупреждать проявления насилия. Но реальность, конечно же, расходится с теорией. — Он снял очки, сдул со стекол невидимую пылинку, надел вновь. — Реальность заключается в том, что полисмен оказывается постоянно погруженным в атмосферу насилия. В случае с таким впечатлительным парнем, как Нолан, это может привести к глубоким разочарованиям.

— Он упоминал о своих разочарованиях?

— Не то чтобы жаловался, но счастливым он не был. Вечно какой-то подавленный.

— Депрессия?

— Если смотреть из сегодняшнего дня, то, похоже, что так, но явных признаков тогда не было. По крайней мере, на мой, не специалиста, взгляд. Нормальный аппетит, всегда на работе, готов нести службу. Просто он никогда не смеялся, я не видел его радующимся. Как будто его покрыли защитной пленкой, лаком от эмоций.

— Боялся ощутить обиду или боль?

— Это уже не моя область. — Бейкер пожал плечами. — Случившееся поразило меня не меньше, чем других.

Юноша-официант принес свежеиспеченные булочки и осведомился, что мы будем пить.

— Водку и тоник, — заказал Бейкер. — Вы, доктор?

— Чай со льдом.

— Давайте сразу уж и еду. Если вы не против даров моря, рекомендую салат из кальмаров.

— Отлично.

— Тогда нам два салата и бутылку белого вина. — Он взглянул на официанта, чье растерянное лицо говорило о необходимости уточнить заказ. — В ваших подвалах сохранилась еще «Медвежья пещера»?

— Восемьдесят восьмого года? Думаю, да.

— Принесите бутылку. Доктор платит за все.

— Слушаю, сэр. — Официант ушел.

— То, что сделал Нолан, — Бейкер разломил булочку, принялся медленно жевать, — не перестает бесить меня и сейчас, два момента в особенности. Первое и самое главное — это сам факт. Его бессмысленность. А второе — жуткое самолюбование, нарциссизм. Как я мог этого не рассмотреть?