Выживатель

Ночь прошла относительно спокойно, хоть психов мы видели несколько раз. В основном небольшие стайки, особей по пять-шесть, не больше, куда-то идущие или бредущие. Раз две стаи подрались, одна погнала другую, на дороге остался труп, который победители куда-то утащили.

К утру мутанты разбежались, порт снова опустел. На нас внимания никто не обратил — то ли мы далековато от берега стояли и вели себя тихо, то ли психи соображают, что до нас не дотянуться, а раз так, то и нечего нервы себе трепать.

— Ярек, — подозвал я сына. — Будешь опять в прикрытии.

— Может, мне с тобой пойти?

— Майк идет со мной. Надо, чтобы еще с лодки кто-то мог стрелять, если что.

— Пусть Майк стреляет.

Разговор шел на русском, заставляя нервничать толкущуюся рядом Сашку, которая язык знала плохо и предпочитала говорить по-английски. Майка рядом не было, он брился.

— Майк с винтовкой хуже, чем ты. А с пистолетом лучше.

— Ты мне дробовик дай. И я сильнее и быстрее, чем Майк.

С дробовиком он справится, он его любит. Перезаряжать помпу — это круто, как в кино, так что если мы стрелять выбирались, он всегда ее предпочитал. И Ярек действительно сильный и быстрый, очень сильный для своего возраста и как раз по возрасту быстрый, тут Майк ему точно не конкурент, и я даже не уверен, что я конкурент. Только вот решиться сказать «да» — тут сам смертью оденешься. Но нет у нас выбора, нет.

— Хорошо, пойдешь ты. — Я не ответил, я выдохнул.

— Йес! — сын изобразил некий танец победителя и убежал в каюту, собираться, попутно добавив еще несколько притопов с прихлопами из маорийской хаки.[16]

Так, теперь самое трудное — надо сказать об этом Янине. Тут проще в петлю, но все равно никуда не денешься.

Нашел ее в кокпите, сидящей с чашкой кофе.

— Будешь? — спросила она.

— Нет, потом. — Не нужно кофеин в себя лить, если собираешься на что-то серьезное. Там и так возбудишься, стимуляторы не нужны. — Ярек со мной пойдет.

Лицо ее закаменело, чашка со стуком встала на блюдце, кофе расплескался.

— Ты уже совсем рехнулся? Я не отпущу.

— Понимаешь, — я подался вперед, опираясь на локти и глядя ей в глаза — серые и злые, — у нас нет выбора.

— Майк.

— Майк старый и медленный, но дело совсем не в этом. — Я пытался понять, слышит ли она меня вообще, или уже слышит только себя. — Если мы с Майком вдвоем погибнем, то вы останетесь здесь навсегда. И погибнете тоже.

— А если вы погибнете с Яреком, то мы не погибнем?

Она тоже подалась вперед, так, словно собиралась вцепиться мне в глаза.

— Вы с Сашкой останетесь в живых. И Майк довезет вас до Портсмута, а там на лодку сядет еще и Майк-младший, и вдвоем они вас хоть вокруг света провезут.

— У нас еды не хватит на вокруг света, ты это понимаешь? Мы все равно погибнем.

— Вы найдете других людей. Люди наверняка выжили, где-то они есть. Пойдете на острова в Канале, на Джерси, например, туда вам продуктов хватит и там можно будет выжить. Есть шансы. А если погибнет еще и Майк — шансов нет вообще. Никаких.

Она смотрела на меня, явно желая, но боясь задать вопрос. Но я на него и так ответил, провидцем не надо быть, чтобы его угадать:

— Один я не справлюсь. Кто-то должен прикрывать сзади.

Янина так ничего и не сказала. Она просто долго смотрела на меня, пока на глазах у нее не появились слезы, затем она вскочила, швырнула за борт чашку, кофейник — и ушла в рубку.

Я выиграл, но никакой радости от такой победы не испытал. Совсем. На душе тоска — хоть вой. Хоть бы она понимала, что мне такие решения даются даже тяжелее, чем ей. Просто… просто деваться все равно некуда. Не-ку-да. Все. Или так, или нам хана. Одно могу сказать, что если я смогу спасти сына, разменяв себя на него — я и секунды думать не буду. Может быть, поэтому она ничего и не сказала, потому что знает. Я за любого из них себя хоть под пресс, хоть на органы продам, никаких проблем и сомнений.

От трагического до смешного всего один шаг, и это работает при любых обстоятельствах. Я думаю, что и у адских врат обреченные грешники хохочут, если есть повод. Сын появился из каюты во всем блеске настоящего крутого парня — на нем были огромные джинсы, висящие ниже задницы, такая же гигантская майка и кепка с блестящей этикеткой на козырьке, причем козырек этот смотрел вбок. Кроссовки были тоже из тех, что покупались вроде как для спорта в «Футлокерс» и каждый раз оказывались попугайской расцветки, блестящими и с вывернутыми наружу языками.

— Заинько, ты с ума сошел? — первое, что смог сказать я, когда продышался после согнувшего меня пополам приступа хохота. — Ты в кого вырядился?

В этом весь Ярек, ему лишь бы выглядеть крутым и модным. При этом самое ценное его качество — полное отсутствие застенчивости. Его невозможно высмеять, задеть или оскорбить, как над ним ни смейся — он радостно с тобой соглашается. Но ничего не меняется.

— Гангста, — уверенно сказал он.

— Я те щас дам гангсту, — так же уверенно ответил я. — Нас убьют и сожрут, когда ты в своих одежках запутаешься и когда штаны свалятся.

— Я подтяну, когда пойдем.