Выживатель

Две двустворчатые двери, обе алюминиевые и в синий цвет окрашены. Нам в какую? Скорее всего в ту, что к фасадной стене ближе. Двери так себе, монтировкой вскрыть можно, и притянуты не слишком плотно, и замок в них одно название.

— Свети!

Теперь только вбить монтировку правильно…

Как выяснилось, я слегка силы переоценил, дверь поддалась только минут через десять. Где не должно было держаться — там держалось, а где рассчитывал зацепиться и упереться — там ломалось. Взмок, изругался весь, хотел уже стрелять по петлям из дробовика, но тут дверь все же подалась и открылась.

— О-о-о! — сказали мы хором, и была в этом звуке радость от увиденного и ужас от ударившей волны зловония.

— Стоять, — сказал уже я, обводя лучом подствольного фонаря полутемное помещение.

Вроде бы пусто. В задней стене есть окна, три штуки, к счастью, с решетками, через них свет и попадает. И вокруг грубые, тоже синие, металлические полки, а возле полок прямо на полу стоят деревянные поддоны со… всем. Со всем, что нам может понадобиться.

— Сын, ты понял? — спросил я тихо. — Тут есть все, что нам нужно. И у нас есть целый фургон, куда мы все это можем сложить. Не, ну ты понял?

— И что делаем?

— Обходим весь зал, заглядываем в каждый угол, если находим психа — я его убиваю, а затем грузим.

— А мама?

— Рация должна дотянуться.

Рация дотянулась, Майк нас услышал. В складе психов не было. И даже вонь оказалась не такой уж убийственной, потому что все, что могло вонять, здесь было упаковано в полиэтилен. А мясо и куры еще и в закрытых холодильниках лежали. На них даже смотреть было страшно, на эти куски серой полужидкой субстанции под тонкой прозрачной пленкой, вздувшейся от газов, но все же… Даже мух было немного, если не считать облака той мелкой противной мошки, что заводится на гниющих фруктах и овощах. Дрозофила, что ли? За нее еще сажали в свое время, насколько я помню, генетиков.

А в остальном… черт, и грузить было легко — все хранилось в больших упаковках, просто бери и катай. Вода, консервы, паста, упаковки нарезанного хамона, ломо, чоризо — все испанские деликатесы, которые и без упаковки могут храниться долго-долго. За пару часов мы забили машину под завязку. Теперь точно хватит.

Единственное, что беспокоило — вокруг уже началась возня. Несколько раз за окнами мелькали быстрые тени, кто-то регулярно пытался дергать ворота и двери с улицы, и не надо быть гением для того, чтобы понимать, кто именно это делает. Ярек нервничал, но я его успокаивал:

— Закончим с этим и разберемся с ними, сюда они не могут прорваться, видишь?

Действительно, не могли. Не знаю, пытались ли они прорываться сюда раньше, на запах гниющей жратвы, но думаю, что нет, стекла были целы. Были, потому что сейчас их разбили. Какой-то рослый мутант, вооруженный здоровенным деревянным брусом, переколотил их за секунду, после чего прижался к решетке харей, просунув внутрь руку.

— Они все же тупые, — сказал Ярек, старательно изображая храбрость.

«Тупые», если по-русски, — это тоже его слово. Все, что не так, как надо ему, то тупое, неважно, на одушевленный предмет обращено это определение, или на неодушевленный. Но думаю, что в данный момент он имел в виду все же умственные способности мутанта.

— Не Сократы, верно, — сказал я, снимая с плеча карабин.

— Кто? — повернулся он ко мне.

— Не бери в голову, — отмахнулся я. — Не такие умные, как Фифти Сент.

— Фифти очень умный, у него денег миллиарды, — чуть насмешливо сказал он. — Ему твои Сократы не нужны.

— Мне тоже не нужны, ты не беспокойся, — уверил его я.

И правда не нужны. Для меня Сократ — это как тот Пушкин, что лампочки в подъездах выкручивает. Не читал и даже не осуждаю, просто реально не нужен. Я даже не знаю, он вообще что-то писал или его все так к слову приплетают? Не всем же быть умными, кому-то надо быть таким, как я, например. Мир прекрасен в его разнообразии. Был прекрасен, к сожалению.

Я подошел ближе к окну, вглядываясь в оскаленную морду мутанта. Мне пока ни разу не удалось их вот так разглядеть, все больше стрелять или бежать приходилось.

Нет, это уже не человек, это человеком быть не может. Это. Монстр. Тварь. Был человеком? Может быть. Но теперь точно нет, потому что люди не такие. Человек умер, умер вместе с мозгом и… да не только мозгом, вы на кожу этой твари посмотрите, чешуя какая-то, это человеческая, что ли? И воняет он так, что вонь от гниющего мяса в холодильниках забивает. Нет, не человек.

— Это не человек, Ярек, ты понимаешь?

— А кто? — спросил уже заметно напуганный и державшийся сзади сын.

Тварь тянула грязную руку через окно, хрипато рычала и капала слюной. Во второй руке был брус, которым псих пытался стучать по решетке, но получалось плохо, если без замаха.

— Монстр. Угроза. Цель. Не человек. — Я вскинул карабин, направив трубу глушителя в морду твари.

Хлопнуло негромко, лязгнул металл, вылетела гильза. Пуля ударила мутанта прямо в переносицу, и он мгновенно затих, осев мешком. Совсем свалиться ему не дала застрявшая в решетке рука.

— Ладно, теперь нам надо придумать, как отсюда уехать.