Выжившие

Прошло два года с тех пор, как мы с Лори вместе поднимались по мраморным ступеням этого роскошного вестибюля с высокими потолками. Помню шуршание ее платья, как она запрокинула голову и уставилась на куполообразный деревянный потолок с резными цветами. «Красиво», – восхищалась она.

В этом фиджийском отеле мы хотели переночевать перед полетом на островок Лимаджи, где нам предстояло провести отпуск. Увы, все пошло не по плану.

В отель я вернулась уже днем: с похмелья, невыспавшаяся, казнила себя на чем свет стоит – испортила сестре отпуск! Хотела забронировать другой рейс, раздумывала, чем бы ее порадовать, чтобы скрасить свой проступок… а портье на стойке сказал: «Вас ожидает мистер Стивен Уиллс, британский консул».

Консул? Меня?

Я подумала, они ошиблись, прошла через этот самый вестибюль, хотела заговорить, но первым заговорил Стивен Уиллс: субтильный мужчина с крепким рукопожатием.

– Вы Эрин Холм? Сестра Лори Холм? Она летела рейсом FJ209 на Лимаджи? Вы должны были лететь с ней, верно?

Тысячу раз да!

А потом удар под дых – неожиданный, стремительный, я даже не успела опомниться.

– Самолет, на котором летела ваша сестра, не добрался до места назначения. Управление гражданской авиации Фиджи пытается выйти на контакт с экипажем, ведутся поиски…

Так все началось.

Следующие три недели я провела в отеле: рыскала по коридорам в поисках лучшего места для приема интернет-сигнала; донимала местную полицию, требуя отчета в продвижении расследования; постоянно ходила в консульство; отвечала на звонки обеспокоенных друзей Лори.

И вот я на стойке регистрации, жду, когда управляющий – стройный учтивый юноша – заселит прибывшую пару гостей. Очередь доходит до меня и, виной ли тому мой замученный вид, но молодой человек наклоняется чуть ближе и со всей искренностью говорит:

– Несказанно рад, что вы остановились именно у нас. Я в полном вашем распоряжении. Меня зовут Тиа, обращайтесь в любое время.

Мне кажется, я уже видела эту широкую улыбку. Интересно, работал ли он здесь два года назад? Пожалуй, нет: слишком молод, больше похож на школьника.

Я благодарю Тиа, отказываюсь от помощи носильщика и, накинув рюкзак на плечо, миную лифт на пути к лестнице.

Шагая по коридору к номеру, прохожу мимо зеркала в раме из отполированного водой дерева и вижу свое отражение: темноволосая бледнокожая девушка, с ношей за плечами, под глазами темные круги, сгорбленная спина. Есть что-то еще, но я не могу выразить словами. Путешественница в погоне за тенями.

Вижу широкие лямки рюкзака, который может поведать о приключениях и нехоженых тропах, и мне тоскливо, сама не знаю почему. Глядя на свое отражение, я будто вижу другую себя: лишь отблеск той, кем я хотела бы стать. Увы, как до нее дотянуться, не знаю.

Иду дальше, чуть заторможенная, напряженная.

«Ты? Напряженная? Не выдумывай», – подает голосок Лори в моей голове, она улыбается, и я тоже.

Номер встречает ледяной прохладой. Поиграв с клавишами, нахожу кнопку выключения кондиционера. Иду к балкону, распахиваю створки и шагаю в густую жару. День уходит в облака цвета пыльной розы.

Слышится гул самолета: меня пробирает неприятный озноб – с некоторых пор я особенно к ним внимательна. Над Лондоном они летают постоянно: я слышу их перед завтраком; по дороге на работу, когда еду на велосипеде; слышу через огромные окна офиса и ночью, лежа в постели, когда пытаюсь заснуть.

В первые месяцы после исчезновения Лори гул летящего самолета приковывал меня к месту: я замирала, почти не дыша, вытягивала шею, напрягала плечи, искала его на небе и смотрела – продолжит ли путь или вдруг начнет петлять, теряя высоту, штопором устремится к земле. Я ждала, пока он не исчезнет из вида, оставив после себя облачко пара на пустом небосклоне.

Мне стоило больших усилий научиться их не замечать – ну, или не уделять им столько внимания. Однако здесь, на Фиджи, вид летящего самолета вызвал то же острое чувство: словно сильные руки сжали грудную клетку. Вероятно, этот небольшой самолет направился на один из отдаленных островов. Я видела статистику: все пассажиры благополучно доберутся до места назначения. Шансы попасть в авиакатастрофу – один из одиннадцати миллионов.

Из одиннадцати чертовых миллионов!

Как тебя угораздило, сестренка?

Вероятность погибнуть в автомобильной аварии – один к пяти тысячам. Ступая на борт самолета, вы вручаете пилоту право распоряжаться вашей жизнью. Двери заперты, самолет в воздухе, никуда не деться. Вся надежда на то, что за штурвалом – человек в полном уме и здравии, готовый принять единственно верное решение.

Мои мысли поворачиваются в сторону капитана Майка Брасса: 53 года, волосы темные, с проседью, австралиец, безупречный летный стаж, женат, есть сын. Таким он предстает в прессе, но это неполная картина.

Завтра увижу его лично. Никакого блестящего плана у меня нет, просто пойду в больницу, постараюсь найти пилота и поговорить: мне нужно всего несколько минут. Посмотрю в глаза и спрошу: «Что произошло на самом деле?»