Выживший. Чистилище

И вот сейчас я вглядывался в лица тех, кто были современниками моих деда и прадеда, и видел в их глазах безнадегу. За редким исключением — эти люди еще надеялись, что все с ними произошедшее в последние дни — всего лишь ошибка. Что ТАМ разберутся и отпустят, да еще, возможно, принесут извинения.

— Опа, новенький, — крикнул кто-то из задних рядов.

Лица практически у всех равнодушные, лишь некоторые посмотрели в мою сторону заинтересовано.

— Здорово всем! — сказал я, вспомнив нейтральное приветствие из когда-то прочитанного о правилах поведения новичков в камере.

— И тебе не хворать, — ответил протиснувшийся вперед чуть прихрамывающий невысокий мужичок в потрепанном пиджачишке. — Тебя как кликать-то, бедолага?

— Ефим. Ефим Сорокин.

— А меня можешь звать Костыль. И какую статью шьют?

— Без понятия. Предлагают записаться в шпионы.

— Ха, да тут полкамеры «шпионов» и «диверсантов», а остальные враги народы, — растянул в улыбке щербатый рот уголовник, в каковые я его сразу же записал. — А любопытный у тебя прикид, не по-нашему вон на штанах написано. Дипломат что ли?

Хм, интересный вопрос. Можно и дипломатом прикинуться, только как долго смогу косить под работника заграничного посольства или консульства. А ну вдруг в этой толпе кто языками владеет, устроит мне экзамен? Я-то сам по-английски с пятого на десятое могу общаться, но на дипломата такой уровень не тянет. С остальными языками и вовсе беда. Сказать, что был частным предпринимателем, барыгой? В эти годы барыгой можно было быть лишь подпольно, золотые времена НЭПа уже прошли, насколько я помнил. А может, прикинуться каким-нибудь спортинструктором?

— Че молчишь-то, Ефим Сорокин?

— Инструктором РККА был по рукопашному бою.

— Типа вроде как драться умеешь? — ощерился Костыль.

— Типа вроде как.

— А что, может, проверим?

— Рискнешь? — криво ухмыльнулся я в эту наглую уголовную морду.

— А че, ты меня за фраера что ли держишь?

И Костыль бесцеремонно схватил меня за отворот майки. Вернее, попытался схватить, потому как я его руку перехватил и, недолго думая, заломил запястье, заставив слишком любопытного подследственного с перекошенной от боли рожей присесть на корточки.

— Никогда. Так. Больше. Не делай.

— Понял, бля, понял!.. Отпусти, бля, больно!

Я отпустил запястье, и увидел, что на освободившееся пространство выперлись трое нехилых таких «жильцов», габаритами мало уступающие подручным Шляхмана.

— Сссука! — просипел Костыль, держась за запястье. — Ну все, хана тебе, инструктор.

— Ну-ка заканчивай, Костыль, свое представление.

Вперед выступил высокий короткостриженый мужчина с щеточкой усов над верхней губой по нынешней моде, в распоясанной гимнастерке с оторванными петлицами. Сразу было понятно, что прежде чем сюда угодить, он занимал серьезный пост в армии или органах.

— Ты, комбриг, затухни, а то и сам отхватишь, — кинул ему Костыль. — И твои заслуги бывшие тебе не помогут, будешь под нарами копошиться и жрать у параши.

Вот ведь, казалось бы, теснота такая, что и шагу ступить негде, а умудрились моментально освободить пятачок в несколько метров, может быть, чуть поменьше классического ринга. Я находился в центре этого пятачка, а подручные Костыля обступали меня с трех сторон. Один из них — долговязый — поигрывал ножкой от табурета, еще один — со шрамом попрек рожи — сжимал в руке носок, набитый, кажется, песком, а их главарь — заточку сделанную из ручки обычной ложки.

Отрабатывали мы и такие ситуации, причем с боевым оружием, так что в осадок я выпадать не спешил, а всего лишь чуть поменял стойку, на что побитое на Лубянке тело отозвалось легкой болью. Не так уж и сильно меня покалечили палачи Шляхмана, чтобы я не мог отбиться от простых уголовников.

Первым меня атаковал обладатель деревяшки. Ну кто же так бьет-то!.. Размахнулся, словно топором полено рубить собрался. Я даже, кажется, успел усмехнуться, прежде чем сделать полшага вперед, сокращая дистанцию, и нанести опережающий тычок согнутыми в фалангах пальцами подмышку. Аккурат в нервный узел!