Выживший: роман о мести

Над поляной возвышалась скала – как груда глыб, поставленных одна на другую чьей-то исполинской рукой и придавленных к земле. Из расщелины между двумя глыбами торчала одинокая кривая сосна – родня тех, что шли на опорные столбы в жилищах местных индейцев. Семя, из которого она выросла, десятилетия назад попало наверх с пометом воробья, выклевавшего его из сосновой шишки; в расщелине оказалось достаточно земли, увлажняемой дождем, а тепла от нагретой солнцем скалы хватило, чтобы заставить семя прорасти. Без солнечных лучей побег первое время вело в сторону, и лишь потом, выйдя из расщелины наружу, он потянулся к небу. Изогнутый ствол пустил в стороны опушенные иглами ветки, и теперь сосна, пусть и искалеченная, возвышалась над своими стройными сестрами, растущими на плодородной земле.

Без капитана и отряда цель Фицджеральда сводилась к одному: запасти побольше вяленого мяса, чтоб не терять потом времени, когда придет пора нагонять товарищей после смерти раненого. А пока держаться от лагеря подальше.

Хотя поляна и лежала в стороне от реки, соседство с родником Фицджеральду не нравилось: ручей вел прямо к лагерю, да и остатки прежних кострищ указывали, что место часто используют для стоянок. Как знать – может, оно известно всей округе. А если даже и нет, следы десятка человек и мула вели сюда от самой реки: любой охотничий или боевой отряд, оказавшийся на берегу Гранд, неминуемо их заметит.

Фицджеральд хмуро покосился на Гласса. Сразу после ухода трапперов он с прагматичной дотошностью осмотрел раны умирающего: швы на горле, вторично зашитые после падения с носилок, надежно держались, однако вся шея покраснела от заражения. Раны на ноге и руке понемногу заживали, зато воспалились борозды на спине. «Счастье твое, что ты без сознания, – подумал Фицджеральд. – Когда ж ты сдохнешь?»

* * *

Пути, приведшие Джона Фицджеральда на Дикий Запад, вышли изрядно кривыми. Началом им положило спешное бегство из Нового Орлеана в 1815 году, на следующий день после того, как Джон в пьяном угаре зарезал шлюху.

Сын шотландского матроса и дочери луизианского торговца, Фицджеральд вырос в Новом Орлеане. Отец десять лет провел в плаваниях; дома он появлялся раз в год, и каждый раз оставлял жену беременной. Через три месяца после известия о том, что он вместе с кораблем пошел ко дну в Карибском море, мать Фицджеральда вышла замуж за престарелого владельца мелочной лавки, чтобы прокормить детей. Ее практичное решение в основном пошло им на пользу: из восьмерых, доживших до зрелого возраста, двое старших унаследовали лавку после отчима, сыновья нашли честную работу, дочери благополучно вышли замуж. Особняком болтался один Джон.

Злобный нрав и склонность к дракам в нем замечали с раннего детства. Он рано приучился разрешать споры кулаками, и в школьные годы его частенько вышвыривали из класса за то, что он норовил вонзить карандаш в ногу кому-нибудь из одноклассников. Идти в матросы, по примеру отца, он не желал из-за тягот морского ремесла, зато с удовольствием окунулся в грубый хаос портовой жизни, где в годы отрочества и шлифовал свои бойцовские навыки. В семнадцать лет нарвавшись на удар ножом в трактирной драке, он получил кривой, в виде рыболовного крючка, шрам на лице и с тех пор проникся уважением к клинковому оружию. Ножи стали его страстью, за недолгое время он собрал целую коллекцию – от кинжалов до скальпировальных ножей – всевозможных форм и размеров.

В двадцать лет он влюбился в шлюху из портового заведения – молодую француженку Доминик Перро. Несмотря на коммерческую природу их отношений, до него явно не доходил весь смысл профессии. Застав однажды Доминик в постели с жирным капитаном случайного судна, он в ярости зарезал обоих, скрылся от погони, затем стащил восемьдесят четыре доллара из лавки собственных братьев и купил билет на судно, отплывающее по Миссисипи на север.

Следующие пять лет он провел в трактирах Мемфиса, работая барменом в заведении, напыщенно (и незаслуженно) именуемом «Золотой лев». Должность, за которую он получал кров, еду и жалкие гроши, давала ему то, чего он не имел в Новом Орлеане, – право бить и наказывать. Провинившихся он вышвыривал из бара с таким наслаждением, какое удивляло даже бывалую публику; двоих клиентов он чуть не забил до смерти.

Способности к счету, принесшие его братьям успех в торговых делах, имелись и у Джона – и он предпочел применить их к игре. Некоторое время ему нравилось проигрывать в карты скудное барменское жалованье, затем его поманили более крупные ставки. Новые игры требовали больше средств, а желающие одолжить ему денег находились всегда.