Выживший: роман о мести

Бриджер бросил дрова на землю и подошел к Глассу.

– Я думал – может, бульоном его напоить? Ну хоть попытаться?

– Да ты у нас добряк, Бриджер! Влить ему в глотку бульону – и он не сдохнет завтра, а проваляется еще неделю! Сильно тебе это поможет? Думаешь, от глотка супа он встанет как новенький?

– Ты так говоришь, будто хочешь его смерти, – выдавил Бриджер.

– Конечно! Именно этого и хочу! И он тоже! – Фицджеральд выдержал эффектную паузу. – Ты, Бриджер, в школу ходил?

Ответ он знал. Бриджер помотал головой.

– Тогда вот тебе урок арифметики. Отряд, которому не надо тащить Гласса, проходит тридцать миль в день. Допустим, мы пойдем быстрее – сорок миль в день. Сорок минус тридцать – сколько будет?

Парень только молчал.

– Десять, Бриджер. – Для пущей наглядности Фицджеральд издевательски растопырил две пятерни. – Вот столько, детка. Мы их нагоняем только на десять миль в день. А они прошли уже сотню. Значит, нам с тобой десять дней идти одним. Это если он помрет сегодня и если нам не придется плутать, пока найдем отряд. Десять дней чуть ли не на виду у охотников сиу! Неужели не понимаешь? Лишний день торчим здесь – три лишних дня идем в одиночку. Да когда сиу тебя прикончат, ты будешь еще страшнее Гласса! Ты когда-нибудь видел человека, с которого сняли скальп?

Бриджер не ответил, хотя людей со снятым скальпом ему видеть приходилось: после стычки с черноногими у водопадов Миссури капитан Генри привез в лагерь обоих убитых. Они были привязаны лицом вниз к мулу, и когда капитан разрезал веревки, успевшие закоченеть тела рухнули на землю. Трапперы, не в силах отвести глаз, смотрели на изуродованные трупы тех, кто утром сидел с ними у общего костра. С жертв не только сняли скальп – отрезали нос и уши, вырвали глаза, отсекли гениталии. На голых телах отчетливо виднелась граница загара на руках и шее, где грубая и коричневая, как седло, кожа резко переходила в белоснежную – не будь повод таким ужасным, кто-нибудь уж точно отпустил бы шутку, настолько забавно было видеть резкую разницу. С тех пор Бриджер, каждый раз когда мылся, вспоминал тех двоих и не мог отделаться от мысли, как по-детски ненадежна и слаба человеческая кожа под одеждой.

Сейчас, после откровений Фицджеральда, парень отчаянно жаждал возразить, дать отпор – однако не мог ничего сказать. Не потому, что не хватало слов, а потому, что не находил доводов. Обличать Фицджеральда в корысти было бессмысленно – тот ведь сам говорил, что берется за дело ради платы. А ради чего остался сам Бриджер? Явно не ради денег: суммы и без того путались в голове, обычного жалованья уже набралось больше, чем он видел денег за всю жизнь. Бриджер тешил себя надеждой, что остался с Глассом из преданности товарищу. Гласса он бесспорно почитал: тот по-отечески за ним приглядывал, учил трапперским премудростям, ограждал от насмешек. Бриджер знал, что перед Глассом он в долгу, но где граница этого долга?..

Удивление и восхищение в глазах товарищей в тот миг, когда Бриджер вызвался остаться с Глассом, были так непохожи на презрительно-злобные взгляды в ту позорную ночь в карауле. Капитан, уходя с отрядом и оставляя Гласса, похлопал Бриджера по плечу, отчего тот в кои веки почувствовал себя своим среди трапперов. Может, остаться с раненым – для него способ явить собственную полезность, утешить оскорбленное самолюбие? Неужели он, как и Фицджеральд, ищет выгоды в несчастьях ближнего? С одной лишь разницей – Фицджеральд хотя бы честно заявил, что остается ради корысти.

Глава 6

31 августа 1823 года

Наутро третьего дня Бриджер сидел на поляне и который час подряд чинил мокасины. За время странствий обувь продырявилась, отчего ноги успели покрыться ссадинами и синяками, так что время безделья он решил использовать с толком. Кожей он запасся еще до ухода отряда, вырезав кусок из сырой бизоньей шкуры, и теперь сосредоточенно пришивал к мокасинам новые подметки. Стежки выходили не очень равномерными, зато прочными.

Полюбовавшись сделанной работой, он взглянул на Гласса. Над ранами кружили мухи, губы умирающего высохли и потрескались. В очередной раз спросив себя, вправду ли он лучше Фицджеральда, Бриджер зачерпнул воды из родника и поднес жестяную кружку к губам Гласса. Тот, хоть и в забытьи, почуял влагу и начал пить.

Когда он оторвался от кружки, Бриджер с сожалением вздохнул: быть полезным – это, оказывается, приятно. Впрочем, Фицджеральд прав: Глассу прямая дорога в могилу, и помочь ему можно только одним – облегчить последние часы жизни.