Обычно она не подпускает к себе сразу. Дорога от резных ворот Сада, увитых плющом и вечнозелёным виноградом, извилиста и опасна. Полна страха и безнадежности.
Но возможно, именно ты пройдёшь без испытаний. И встретишь взгляд Богини без страха. И твердо примешь её ледяную руку.
Ведь ты здесь, чтобы встретиться с ней, попросить у неё силу и взамен оставить часть себя.
Ладонь Богини коснется твоей груди, утонет в одежде, проникнет под кожу, заденет рёбра и схватит сердце.
Так смерть касается людей.
Ты почувствуешь, как замедляется пульс, как останавливаются потоки крови в твоём теле. Но Богиня улыбнётся, являя тебе два ряда заострённых зубов. Пасть её разверзнется и нависнет над твоей головой.
И каждое мгновение твоей жизни станет восприниматься по-новому.
Вот ты наступил на корень, а это — рука только что родившегося фамильяра. Вот отодвинул в сторону векту, а это жилище своенравного духа удачи. Сорвал цветок — лишил жизни просыпающуюся фею.
Это ты не видел этого зла, а в Саду Бестий всё скрытое всплывает, последствия разбегаются кругами по воде.
И как теперь ты собираешься искупить свою вину?
Чего ты просишь, если должен необъятно много?
Готов ли ты заплатить своей душой и взамен получить прощение?
Это не подарок.
Это — наказание.
Прими его.
Маленькое чёрное семечко ложится в твои ладони.
Ты ещё не веришь в своё счастье. Вот она — сила. Вот она — власть. Но семя трескается, выпускает тонкий корень и впивается в руку.
Ты знаешь, что так и должно быть.
Фамильяры должны испить крови хозяина, должны вырасти на соках человека. Но корней становится больше, они измазаны в красной жидкости, что должна быть твоей кровью. Но ты не чувствуешь боли, только страх.
Страх, что ОНО полезет дальше: под кожу, в вены, в тебя.
Ты не готов.
Но семя уже приняло тебя.
И огонь выжигает твои глаза, ибо нельзя смотреть на Богов и остаться невредимым. Кожа сползает с плеч, ибо твой ужас сильнее тебя. Волосы тлеют под гневом существа, которому не место в этом мире.
Зачем Богиня здесь?
Но то, как она прикрывает глаза и облизывается, как шепчет “Вкусно”, то, как наливаются алым её губы, говорит о том, что Богиня питается вместе со своими бестиями.
Каждый подаренный человеку фамильяр отдаёт ей дань кровью.
Все, кто пришел к ней и согласился стать сосудом для бестий — просто ещё одно блюдо в её рационе.
Она могла убить тебя сейчас, но намного вкуснее выпивать тебя постепенно, забирая по глотку твою душу и чувства.
А через несколько десятков лет, когда ты перестанешь контролировать фамильяра, он приведет тебя обратно к создательнице.
Великая сила и великая глупость — стать кормушкой для бессмертного существа взамен силы, которая тебе, быть может, даже не подчиниться.
Артуро открыл глаза. Нет. Он находился не у Богини, и не дома. Потолок над головой сиял белизной, а стены украшали картины с безвкусными пейзажами. В его комнате в поместье Ви Сентов все поверхности были обуглены, камень облизан огнём, а мелом нарисованы мишени. Любой отпрыск Максимилиана Ви Сента должен был попадать в мишень без промаха. К сожалению, Артуро патологически мазал. Именно поэтому тренировался дни напролет, именно поэтому пошёл в сад бестий до того, как ему исполнилось четырнадцать. Он должен был доказать, что имеет силу, имеет право жить.
Сад до сих пор преследовал его. Кошмар повторялся вот уже пять лет. Сандра предупреждала, но Артуро боялся братьев сильнее, чем богов.
Подросток поднёс руку к лицу и вытер слёзы с глаз. Присмотрелся, в свете луны был отчётливо виден красный оттенок влаги. На пальцах у него алела его собственная кровь.
Вспыхнули, раскрываясь, крылья феникса за спиной. Крик свободной птицы отразился от потолка. Выпущенный огонь побежал по простыне к подушкам, перепрыгнул на шторы и голодным зверем набросился стены.
— Лучше бы мне камень неподвижный в фамильяры достался, — простонал Артуро.
37. Фабрицио
Первое, что увидел Фабрицио, припарковав любимый Паккард возле дома: машину пожарных и огромный столб дыма из окна третьего этажа.
Мигом просчитал, что окно не в спальне, не спеша поднялся по лестнице мимо Бартоломео, и наткнувшись на жену, мужественно командующую тушением огня, осведомился:
— Милая, что произошло? — мужчина снял шляпу, передал служанке, пошёл к Алессандре сзади, обнял и, отодвинув взлохмаченных красные кудри, поцеловал в щёку. — Не с той ноги утром встала?
Алесса дёрнула плечом, Риц мешал ей подгонять служанку, заливающую пламя:
— Небольшая неприятность. Артуро поджёг свою комнату.
— Твой брат поджёг наш новый дом, — Фабрицио втянул носом запах гари.
Жена наконец-то отвлеклась от спасения дома и повернулась к мужу. Закинула руки ему на плечи, встала на носочки и быстро чмокнула в нос. Ехидно ответила:
— Да ладно тебе расстраиваться! Одной комнатой больше — одной меньше.
— Одним братом меньше, одни больше, — передразнил Фабрицио. — У тебя братьев больше, чем комнат в нашем доме!
— Ты совсем не ценишь мою семью, — это даже как-то укоризненно прозвучало.