С великим напряжением ожидал генерал фон Форман свой «таран». Он поднялся на самолете, чтобы осмотреть путь, по которому должна прийти дивизия. Наконец он разглядел на земле полки знаменитой восточнопрусской дивизии. Но танки, машины и гранатометчики двигались не по дороге, а по морю грязи. Днем колонны прочно увязали, и только в короткие ночные часы, когда грязь отвердевала от мороза, они могли немного продвинуться. Танки вынуждены были работать тракторами.
Колонны упрямо продвигались на север, километр за километром, подстегиваемые своими офицерами, которые каждый вечер выслушивали лекцию командира дивизии Фрайгерра фон Эдельсхайма о том, что судьба 56 000 человек в "Корсуньском мешке" зависит от скорости передвижения 24-й танковой дивизии. И преемники древней восточнопрусской 1-й кавалерийской дивизии достигли своей цели. Вечером 3 февраля генерал фон Эдельсхайм доложил, что его дивизия с самыми передовыми частями танковой группы готова вступить в бой следующим утром. Передовые части уже стояли южнее Звенигородки, где русские пять дней назад соединились и таким образом замкнули кольцо окружения. Перед ними был танковый корпус Ротмистрова — не такой уж неодолимый противник для восточных пруссов.
План Формана был ясен и прост. 24-я танковая дивизия Эдельсхайма утром 4 февраля прорывает порядки русских навстречу ударным группам четырех окруженных дивизий, которые вели бои последние четыре дня, а некоторые и сейчас сражались несколько восточнее. Учитывая растянутость противника, план представлялся надежным и по всем разумным расчетам должен был привести к успеху. Однако дела повернулись по-другому.
В тот самый момент, когда операция по спасению частей, окруженных в "Корсуньском мешке", должна была начаться, изменилась к худшему ситуация в Никополе. Русские вышли Шернеру в тыл и угрожали всей оперативной группе. Поскольку после отхода 24-й танковой дивизии в 6-й армии не осталось крупных резервов, она, естественно, обратилась за подкреплением. И Гитлер, беспокоясь о никопольской группе, 3 февраля решил, что 24-я танковая дивизия должна немедленно вернуться в Апостолово.
Все протесты, все аргументы, что дивизия уже развернулась на исходные позиции для атаки, а из-за грязи танковые части все равно попадут в Апостолово не раньше, чем через несколько дней, — все эти возражения не возымели действия. Даже тот факт, что 6-й армии требовалась не танковая дивизия, а пехотная, Гитлер отметал.
Кругом! Через реки грязи, а потом в длинный объезд по железной дороге дивизия двинулась обратно. Нечего и говорить, что она прибыла слишком поздно, чтобы решительно изменить ситуацию в Апостолове или спасти плацдарм Шернера. Ее танковые формирования сыграли некоторую роль в поддержании открытым узкого эвакуационного коридора, но предотвратить потерю плацдарма было уже невозможно.
А вот в "Корсуньском мешке" дивизия, более чем вероятно, сковала бы основные силы Советов и дала возможность 47-му танковому корпусу прорвать кольцо окружения. Два корпуса вышли бы из окружения и создали предпосылки для решающей операции. Однако упрямство Гитлера оказалось сильнее его разума, и этой великолепной восточнопрусской дивизии досталась поистине трагическая роль — в Звенигородке ей не позволили решительно вмешаться, а в Апостолово она попала слишком поздно, чтобы отвести беду.
И эта глупость была не последней. Теперь, после отвода 24-й танковой дивизии, после провала запланированной совместной освободительной атаки 3 и 47-го танковых корпусов, было бы разумно сразу бросить 3-й танковый корпус в наступление на мешок, не тратя времени на второстепенные цели, особенно когда 1-я танковая дивизия уже двигалась из Бердичева, и ее передовые ударные группы могли взять на себя прикрытие открытого фланга южнее 198-й пехотной дивизии.
Ничего подобного! Ставка фюрера настояла на том, чтобы 3-й танковый корпус сначала атаковал в северном направлении, в соответствии с прежним планом. На высоте Медвин корпус должен был развернуться на восток, чтобы окружить и уничтожить советские силы, стоящие между кольцом окружения и 47-м танковым корпусом. Это был неплохой план, но его успех зависел от слишком большого количества «если бы»: если бы танковый корпус смог одну за другой разбить пять армий противника, если бы не было густой грязи, если бы все еще сохранялись условия 1941 года. Ужасающая глупость и безрассудство!
Утром 4 февраля генерал Брайт начал наступление. На исходных позициях находилась лишь часть его сил: только 16 и 17-я танковые дивизии и полк тяжелых танков Бёка. Но они все равно пошли. Впереди танки Бёка — могучая фаланга из тридцати четырех «Тигров» и сорока семи «Пантер». Их фланги прикрывали 34 и 198-я пехотные дивизии, а также передовые части танковой дивизии СС «Лейбштандарт». Они двинулись на север через грязь и позиции противника. Один километр. Два километра. Десять километров. И все. Распутица и четыре советских танковых корпуса положили конец продвижению Брайта.