Выжженная Земля

Штаб оперативного управления Вермахтом, занимавшийся операциями на всех театрах военных действий, кроме Восточного фронта, еще в мае предупреждал Гитлера о назревающей в Средиземноморье угрозе и потом неоднократно напоминал о ней. Генерал-фельдмаршал фон Манштейн и генерал Цейтцлер убеждали его не затягивать начало операции «Цитадель». Гудериан тоже выступал против переноса сроков наступления. Модель постоянно протестовал. Клюге высказывал опасения.

Но Гитлер медлил, колебался и проявлял нерешительность. Снять части с Восточного фронта, послать их в Италию и, следовательно, отменить «Цитадель»? Перебросить мобильные формирования из Франции в Италию?

А в результате Гитлер как обычно желал многого: он хотел осуществить «Цитадель» и сразу же после победы перебросить освободившиеся силы в страны, которым угрожает вторжение, — Францию, Италию и Балканы.

Вот так закрутился этот порочный круг, эта рискованная игра со временем. Неделю за неделей русские укреплялись на курском выступе, их инженерные сооружения становились все мощнее.

Гитлер поэтому тоже был вынужден наращивать наступательную мощь немецких соединений. Это, в свою очередь, требовало времени. Соответственно, раз за разом дата начала наступления назначалась, а затем откладывалась. Гитлер ждал новые тяжелые танки и сверхтяжелые штурмовые орудия, чтобы обеспечить свое безусловное превосходство, но те (особенно «Пантера» и «Фердинанд») еще находились на стадии испытаний. Он приказал военной промышленности завершить создание нового вооружения в максимально короткие сроки.

Но производство и транспортировка этих гигантов тоже отняли много бесценного времени. И таким образом, прошли недели.

Гудериан, генерал-инспектор танковых войск, был одним из тех, кто понимал опасность этого рокового графика. 4 мая он заклинал Гитлера отказаться от «Цитадели». Во время беседы в Мюнхене он в присутствии множества свидетелей совершенно ясно дал понять, что не разделяет чрезмерных надежд, возлагаемых на новые танки: «Я не считаю новые «Пантеры» или «Фердинанды» готовыми к активным боевым действиям. Они еще страдают многочисленными «детскими болезнями», что совершенно естественно при разработке подобных новых моделей, — и мы не в состоянии справиться с этим за пять или шесть недель».

Даже Шпеер, министр обороны, согласился с ним.

На встрече в Мюнхене разыгралась мрачная сцена, которая сегодня кажется сошедшей со страниц старинного романа. Единственный оставшийся в живых свидетель, генерал-лейтенант (в отставке) Вольфганг Тхомале, описывает ее так: Гудериан и Клюге в Мюнхене впервые встретились после того, как зимой 1941 года Клюге убедил Гитлера сместить Гудериана. Генерал-фельдмаршал хотел восстановить отношения и протянул Гудериану руку, но тот демонстративно не заметил дружественного жеста. Побагровевший Клюге повернулся к начальнику штаба Гудериана, тогда полковнику Тхомале, с такими словами: «Соблаговолите передать генерал-полковнику Гудериану, что я прошу его проследовать за мной в другую комнату».

Там он гневно спросил Гудериана: «Каковы причины вашего столь оскорбительного поведения?» Гудериан, тоже кипя от ярости, с трудом сдерживался: «Господин генерал-фельдмаршал, причины очевидны. Два года назад вы оболгали меня перед фюрером. Вы отняли у меня мою армию и разрушили мое здоровье. Полагаю, этого достаточно. У вас нет оснований ожидать от меня расположения». Клюге резко развернулся и молча вышел из комнаты. Несколько дней спустя главный адъютант Гитлера генерал

Шмундт доставил Гудериану письменный вызов Клюге на дуэль на пистолетах. Из всех людей генерал-фельдмаршал выбрал своим секундантом Гитлера. Однако поскольку Гитлер в принципе был против дуэли, он передал вызов Клюге Гудериану через Шмундта, одновременно запретив дуэль и приказав Шмундту соответственно проинформировать главных действующих лиц.

В результате история Второй мировой войны лишилась возможности увидеть, как разрешают дело чести два старших генерала, оба выдающиеся боевые командиры, хотя и очень разные по характеру.

Через шесть дней после этого совещания в Мюнхене в мае Гудериан уже в Берлине еще раз попытался убедить Гитлера отказаться от «Цитадели». Генерал-инспектор заклинал его: «Мой фюрер, почему на Восточном фронте вы хотите быть наступающим? Почему бы не позволить наступать русским и разбить их, когда они разыграют все свои козыри?»

«Бить, когда русские разыграют свои козыри» — это был рецепт Манштейна, рецепт, который генерал-фельдмаршал предлагал уже с тех самых пор, когда катастрофа под Сталинградом разрушила все надежды на быструю победу над русскими.

Бить врага, когда он раскроет козыри, означало — самим не предпринимать дорогостоящих наступательных операций, а предоставить противнику добиваться успеха и наносить ему сокрушительные контрудары при каждой удобной возможности. Это стратегия изнурения. И Манштейн надеялся, что при ее применении на всем Восточном фронте русские вооруженные силы истекут кровью и Сталин, возможно, в один прекрасный момент пойдет на переговоры о мире.