Вызов

Его хвост изогнулся, коснувшись губ Киньона, после чего существо подало соплеменникам знак. Они выровнялись на одном уровне и принялись водить хвостами по телу эльфа, отыскивая пробоины и щели на его доспехе.

Возможно, я позволю тебе вынашивать яйца всех моих друзей, насмешливо добавил Зэй.

Казалось, Киньон едва остаётся в сознании, почти не воспринимая происходящее.

Заплывшие глаза едва открывались, сломанный нос будто растёкся по щекам, а губы были разодраны так сильно, что в том месте, где должны были быть зубы, виднелся кончик языка. Состояние скрытого доспехом тела оценить было труднее, если не учитывать глубокие вмятины и складки на броне, говорившие о множестве синяков и ушибов.

Ну что, ты хочешь этого, раб? Хочешь, чтобы личинки росли внутри тебя, ползали по твоим кишкам, поедая пищу из твоего желудка?

И тут случилось, казалось бы, невозможное — Киньон покачал головой и ответил мучителям:

— Нет.

Слово было так сильно искажено, что Галаэрон едва смог его разобрать. Он с удивлением обнаружил, что ему не передалось и толики боли мастера стражи гробниц. Обычно эльфы, тесно связанные друг с другом посредством Дремления и Плетения, улавливали хотя бы слабое эхо эмоций друг друга. Вместо этого муки и страх Киньона Нихмеду ощущал только благодаря подслушивающему заклятью Мелегонта. И к своему стыду он понял, что какая-то часть его испытывает удовлетворение от мук мастера.

Странное чувство одновременно озадачило и напугало Галаэрона. Эльфам не было свойственно злорадство, потому как их эмоциональная связь обычно усмиряла подобные страсти. Желать боли другому в буквальном смысле означало желать боли себе, и такой глупости не допускали даже самые высокомерные представители золотых. Низменные чувства, которые ощущал Галаэрон, слишком походили на человеческие.

Фаэримм держал Киньона ещё долго, позволяя товарищам вдоволь пощупать хвостами тело эльфа. Это продолжалось до тех пор, пока из губ мастера гробниц не стал исходить странный ритмичный стон. Галаэрон узнал этот звук не сразу, он понял, что это такое, только когда эльф в мантии высшего мага зашептал Молитву о Мёртвых.

— Узри же там, на Западе. Там я вижу своих товарищей и возлюбленных, я вижу тех, кто ушёл до меня и тех, кому ещё только предстоит прийти в этот мир. Я вижу их там, у высоких дубов и среди ветвей, их лица озаряет златое солнце.

— Они выкрикивают моё имя. Они зовут. Зовут на Запад, и туда я направляюсь.

Не узнать этот голос было невозможно, в нём были не только артикуляция и выразительная интонация, столь типичные для золотых эльфов, но и тот лёгкий тембр, который Галаэрон за последние два года службы запомнил очень хорошо. Этот голос, вне всякого сомнения, принадлежал отцу Луэнгриса, лорду Имесфору.

Один из фаэриммов толкнул высшего мага, заставив того замолчать, после чего Зэй поднял хвост и с размаху ударил Киньона в грудь. Шип пробил мифриловый доспех и погрузился в тело, но Галаэрон заметил, что мышцы твари не сокращались, как с Такари, когда в неё поместили яйцо.

Нет? Тогда назови хоть одну причину не делать этого. Скажи первое слово, и я позволю тебе умереть без личинки.

— Златосердце, — прошептал Киньон. — Это слово — Златосердце.

Лжец!

Зэй подал знак своим собратьям, и дюжина шипов пронзила доспехи Киньона. Мышцы пары хвостов сократились, но, казалось, что спазмы были слабее, чем в хвосте того монстра, который поместил яйцо в Такари. Мастер стражи гробниц вскрикнул, его тело обмякло и стало подниматься к потолку. Только хватка фаэриммов не позволила ему воспарить до самого свода.

Как ни поразил Галаэрона странный эффект, ещё больше его удивило то, что он может стоять и наблюдать за происходящим, ничего не предпринимая. По идее, он должен был испытывать такое отвращение, что либо как безумный бросился бы на фаэриммов, либо уполз бы, дрожа от страха.

Мои поздравления, Зэй, — сказал Таа на свистящем языке фаэриммов. — Снова ложный ответ.

Зэй затолкал Киньона обратно в костяную клетку, где мастер гробниц воспарил к потолку и беспомощно завис, поддерживаемый странной магией, впрыснутой фаэриммами.

Ответ не может быть ложным, — произнёс Зэй, — это мы неправильно его понимаем.

Всё равно, портал это слово не открывает. — Таа рывком поднял лорда Имесфора с пола. — Осталось только одно средство. Возможно, мёртвых можно заставить сказать то, чего мы не смогли добиться от живых.