Всех пострадавших сначала должны были дезактивировать именно там, в санпропускнике самой АЭС – мыть и менять заражённую, «грязную» одежду на чистую и только после этого везти в больницу, чтобы максимально ограничить там уровень радиации. В конце концов, дверь здравпункта взломали и к утру ребят стали отвозить в больницу уже обработанными и переодетыми.
Вскоре мою машину полностью загрузили пострадавшими, и я выехал в сторону больницы. Не помню уже, сколько подобных рейсов пришлось сделать за эту ночь и последующее утро, но таких ужасов, которых я тогда насмотрелся, с избытком хватило до конца дней. Мне и сейчас иногда снится Припять и шатающиеся от радиации полуживые люди, лица которых покрыты густым ядерным загаром».
Тогда так и не сработала в полную силу специально разработанная система оказания первой помощи больным при подобных авариях. Если бы она была задействована, многих жертв удалось бы избежать. Как всегда в таких случаях, за ошибки и преступную халатность начальства расплачиваться пришлось простым людям. Только благодаря личному мужеству и самоотверженности медиков удалось справиться с первой, самой тяжёлой волной пострадавших.
Практически все врачи и большинство персонала «скорой помощи», которые в ту ночь выезжали на станцию для оказания экстренных мер и эвакуации больных, на следующий день сами оказались на больничных койках. Многие умерли в течение года.
Самый страшный враг невидим
«Когда произошла Чернобыльская авария, меня, как и многих других резервистов, вызвали в военкомат и сказали, что нужно послужить стране, – рассказывает врач-терапевт Семён Тихонов. Мы были так воспитаны – помощь другим людям, попавшим в беду, воспринималась как дело чести. Ехали к Чернобылю, полностью отдавая себе отчёт, что кому-то из нас, возможно, суждено не вернуться оттуда или стать инвалидом, получив сильную дозу облучения. Многие догадывались, что истинные масштабы аварии и радиационная обстановка в зоне катастрофы замалчивались.
Меня прикомандировали в качестве военврача к уже сформированному полку резервистов. Рядом с нами по периметру 30-километровой зоны АЭС стояли такие же лагеря подразделений, прибывших со всей страны. Основная задача, которая стояла перед нами, это деактивация, то есть обеззараживание местности. А, соответственно, передо мной – следить за тем, чтобы личный состав не получил лишней дозы радиации и был в состоянии выполнить основную задачу.
Никто из ребят не старался спрятаться за спины других и уклониться от этой поездки. Высаживались из поезда утром, неподалёку от соснового леса. Помню, нас поразило то, что хвоя всех деревьев имела ярко-рыжий цвет. Стоял такой туман, что метрах в семи уже практически ничего не было видно. Туман этот был странный, плотный, словно облако, и, несмотря на то, что дело шло уже часам к одиннадцати, он никак не рассеивался.
САМЫЕ СТРАШНЫЕ КАТАСТРОФЫ
ПРОИСХОДЯТ НАЯВУ, А НЕ В КИНО.
Помню, проходила мимо нас какая-то бабулька, ведя за собой на верёвке слегка ошалевшую козу, и кто-то у неё спросил, что это за туман здесь такой необычный. На что она слегка сокрушённо ответила, мол, не туман это вовсе, а «радуация» летает, и нету с ней никакого сладу. Прошла ещё несколько шагов и растворилась в белой дымке.
Когда мы только прибыли в Припять, я ловил себя на ощущении, что вокруг всё происходит как во сне – пустые улицы и какая-то совершенно мёртвая тишина, будто здесь взорвали нейтронную бомбу и все люди вымерли. Чуть больше чем за сутки город перестал существовать. При этом осталось всё – дома, магазины, парикмахерские, детские площадки и игрушки. Всё, кроме людей. И где-то там, внутри этой тишины поселилась смерть.
Странной и порой жутковатой была наша работа, мы проводили дезактивацию в абсолютно обезлюдевших деревнях и посёлках. Однажды зашли во двор дома, в котором были накрыты огромные длинные свадебные столы, полные различных угощений. Стояли недопитые бутылки, тарелки, полные еды… А за домом был привязан у изгороди тощий телёнок с безумными глазами, который, видимо, к тому времени не ел и не пил уже несколько дней. Совершенно непередаваемое, жуткое зрелище! И во всём этом, и вокруг, и внутри притаилась неотвратимая погибель, радиоактивные элементы обнаруживались везде – в воде, в почве, в пыли, клубившейся над дорогами.
Здешним жителям, судя по всему, мало что объясняли, власти выполняли полученное сверху распоряжение и гнали их прочь с насиженных мест. Люди в панике бросали всё.
Наши ребята снимали асфальт, мыли улицы, срезали верхний слой почвы. При этом общий радиационный фон существенно уменьшался, приезжие комиссии с удовлетворением фиксировали все эти изменения, записывали их в толстые журналы и быстренько уезжали. Но через несколько дней всё возвращалось на круги своя – ветер менялся, принося с избытком новую порцию радиоактивной пыли и датчики вновь зашкаливали.