Я медленно поднялась, выпрямляясь во весь рост, а повторивший за мной это движение Грэй вдруг резко отбросил в сторону стол, и между нами не осталось ничего — ни воздуха, ни расстояния, ни желания повернуть время вспять.
— Проиграл… — захватывая в сладкий плен мои губы, согласился он.
Ладони Харда ласково погладили мои волосы — как вечность или судьба; и все мои чувства и желания устремились к одной-единственной цели — вдохнуть. Чтобы лёгкие до отказа заполнились запахом Грэя. Пропустить его сквозь себя, как кислород!
На меня обрушился шквал его поцелуев, и я отвечала на них пылко и неумело, захлёбываясь собственными эмоциями и совершенно искренне передавая их мужу.
Огромный дом вдруг оказался таким маленьким для нас двоих, а может, я на какой-то миг перестала ориентироваться во времени и пространстве, и только поэтому не заметила, как Хард принёс меня из кабинета в свою спальню.
Я почему-то запомнила лишь то, что у него большая кровать. Просто огрoмная! А дальше…
Дальше я видела только зелёные омуты глаз Грэя. Его глаза — моя погибель. Я теряюсь в них. Забываю себя.
он сжимал в ладонях моё лицо, прoжигал взглядом душу и, непрестанно целуя, шептал что-то на тиррианском языке, слизывая вкус своего имени с моих губ — страстно и нежно…
Кругом голова… Я задыхалась. Сгорала в жарком горниле.
Так много новых ощущений, которые невозможно передать словами.
Язык тела, оказывается, столь многолик и выразителен. И нетерпеливая дрожь сильных и ласковых рук может рассказать о мужчине намного больше любых его откровенныx признаний.
Его жадные ладони и губы были повсюду. Клеймили и ставили на мне метки — медленно, скользяще, влажно. Обещали блаженство, небо в алмазах и рай на земле. Вдохновенно лепили новую Аннабелль: свободную от ограничений и запретов — откровенную и страстную, любящую и любимую.
И пусть Грэй так и не произнёс вслух тех самых заветных слов, я их cлышала в его тяжёлом дыхании, рваном пульсе и опутывающем меня дурманом запахе мужчины.
го тело уже любило меня, оставляя своему хозяину всё меньше шансов и сил противиться сметающему на своём пути все преграды чувству.
Наше медленное слияние было таким ошеломляющим, что я вскрикнула, и невольные слёзы глупого счастья хлынули из моих глаз.
Горячие губы мужа поочерёдно перецеловали мои веки, снимая с ресниц солёную влагу. Мягкий, чуть хриплый голос Грэя тёплым вихрем обдал кожу:
— Прости… Больно?
— Нет. Хорошo, — прошептала я, умирая и воскресая от ласкающего моё лицо взгляда.
— А так? — плавно двигаясь во мне и прихватывая губами участок кожи между шеей и ухом, пророкотал муж.
– орошо… — всхлипнула я.
— А так? — доводя меня своим медленным скольжением до исступления, повторял он.
— Да-а…
Мой голос сорвался на стон, посылая осторожность и контроль Грэя в тёмные дали Вселенной. В пьяных от страсти зелёных глазах разверзлась бездна, и я упала в неё, как в безвозвратность.
Я растворялась в его прикосновениях. Жгучие поцелуи и резкие толчки мужа доводили до состояния угарной эйфории, скручивали в горячие узлы мышцы, и мой ответ «Да» на каждый его вопрос звучал как мантра, как заклинание, как клятва.
Жаркое безумие достигло своего пика, и где-то на ускользающей грани сознания внезапно родилось пронзительное понимание происходящего, вырвалось из горла вместе с тягучим криком невозможного наслаждения.
Вжимая слабеющие ладони в спину содрогающегося в экстазе Грэя, я плакала от разрывающего душу счастья, понимая, что люблю этого мужчину.
Так просто и понятно. Первый раз в жизни. Люблю…
ГЛАВА 32
Не знаете, почему ночь всегда такая короткая, а день кажется бесконечно долгим в её ожидании? Я не хотела, чтобы наступало утро, срывая покрывало чувственной тайны, опутавшей комнату, стирая следы танцующих теней на стенах и потолке.
Утро обнажало мои страхи, вскрывало как нарывы тревоги и сомнения.
Я засыпала убаюканная нежными ласками и поцелуями мужа, а проснулась в отчаянном одиночестве, разочарованно нащупав рукой рядом с собой холодную пустую постель.
Всё опять было так неправильно… Не так, как я хотела бы.
Почему? Почему Грэй снова исчез с рассветом, заставляя моё сердце сжиматься от невыразимой тоски?
Рывком откинув мягкое одеяло, я села на кровати и восторженно охнула, обнаружив, что вся она усыпана эливейями.
Белые лепестки на мясистых зелёных ножках — как сотня «люблю», разбросанных по постели. Тонкий запах ванили, витающий в воздухе, и жгучий ком в горле.
Какой парадокс… Ив бесконечно твердил мне, что любит, превращая великое таинствo в фарс. Я привыкла к его признаниям, как к старому платью — вроде бы нравилось, только радости не доставляло.
Грэй не сказал мне о любви ни разу, но его жесты и поступки выворачивали мне душу, и я ничего так в жизни не хотела, как услышать от него одно простое слово с тысячей оттенков совершенно разных чувств.
Наклонившись, я сгребла в охапку разбросанные вокруг меня цветы, прижимая их к болеющему Хардом сердцу.
И почему в этот миг так хотелось заплакать?..