Вызволение сути

Я, как “ревизорщики”, читавшие по кругу письмо Хлестакова, выкрикиваю: нет уж, вы про всех читайте и до конца. А то получается, что кого-то Ефимов решил пожалеть или испугался обидеть, а о прочих можно вовсе не заботиться и публиковать всё. Уж коль Ефимов решился пойти против желания довлатовской семьи и опубликовать эту переписку, так надо было идти до конца. Это не того сорта книга, где позволяется "и рыбку съесть и на хуй сесть".

А если что просится на сокращение, так это бесконечные из письма в письмо обсуждения технических мелочей издания каждой книги Довлатова. Для колорита можно было оставить в двух-трёх письмах, а так чуть ли не половина книги – редакторско-корректорский журнал. Именно это могло стать достоянием полного собрания сочинений, в котором, как даёт понять Ефимов, когда-то будет опубликовано всё, без купюр, а пока он взялся поработать цензором с благими намерениями, у которых место назначения общеизвестно.

Что касается главного героя переписки, то Довлатовская фигура в своей противоречивости весьма динамична, многоцветна и вызывает огромную симпатию, несмотря на что бы там ни было. Это не говоря о его сверкающем остроумии.

В то же время у меня возникает сомнение в принадлежности немалых кусков этого остроумия. Довлатов часто пересказывает чужие остроты, что он делает, разумеется, артистически, но ведь они-то не его. Сколько там, например, животонадрывательных шуток Вагрича Бахчаняна, которые незаметно становятся в общем тексте шутками якобы самого Довлатова.

Я пытаюсь вычислить, сколько в Соло на ундервуде и в других его книгах собственно Довлатовского, а сколько чужого, услышанного им и взятого на заметку, а потом невзначай воспроизведённого и затем воспринимаемого читателем как "довлатовское"?

Эффект этот напоминает успех умелого рассказчика, который пользуется в компании заслуженным смехом над не им придуманными анекдотами. Этим я вовсе не пытаюсь принизить остроумие самого Довлатова, которое безоговорочно и обжалованию не подлежит. Просто это иллюстрирует его тягу к заимствованию и присваиванию.

Покаянное письмо Довлатова в конце переписки, с моей точки зрения, полностью реабилитирует его, поскольку способность себя такого признать и выказать нараспашку – большая и грустная сила. Реабилитирует, конечно, как литературного героя, а не как смертного, который оставался под боком и оттого не становился более приемлем для соседа.

Проблема конфликта героев данной переписки аналогична ситуации любовной, когда мужчина увлекается красавицей, с которой дивно совокупляться, но которая после удовлетворения похоти – отчётливо чужой человек, а часто даже и отталкивающий. И вот вместо того, чтобы эту красавицу продолжать пользовать время от времени богоданным способом, влюблённый решает на ней жениться. Что после этого происходит – предмет разбора судов по бракоразводным делам.

У Ефимова с Довлатовым произошло то же самое: красавец по литературному отделу, обаяшка, с которым так хорошо поболтать. Но чуть дело доходит до дружбы, то любовь кончается, а дружба не получается. Структура характера алкоголика клинически описана и изучена достаточно хорошо, чтобы заранее предсказать: неалкоголик и алкоголик несовместимы для тесного общения. Это отразилось в замечании Ефимова о зависти Довлатова к его стабильности и в признании наличия зависти самим Довлатовым. И это лишь одно звено в длинной, тяжёлой и ржавой цепи. Я не пытаюсь строить из себя мудреца, а лишь подтверждаю комментарием тривиальность сей ситуации.

Возвращаясь к своим сексуальным баранам, я вспоминаю ещё один кусочек из переписки, где Довлатов говорит явно не о мертвецах, а Ефимов этот кусок почему-то не вымарал. Речь идёт о предложении Соломона Волкова в изложении Довлатовым:

Года два назад он предлагал мне и Вайлю заняться коллективными половыми утехами, меняться жёнами и т. д. Я чуть не умер от страха, а мужественный Вайль сказал, что разводится с женой Раей и потому к утехам не склонен. Оба мы с Петей пузатые, тонконогие, и гарцевать без штанов перед посторонними не любим. (стр. 315-316)

Но на деле ничего не получилось из-за отсутствия специфического опыта групповых общений. А скорее всего потому, что Довлатова интересовала водка, а не женщины. Тогда как остальные потенциальные участники женообмена были вовсе не ёбарями, а лишь сексуальными мечтателями.

Почему же Ефимов дал "прорваться обидной неправде про живых людей"? На этот вопрос у меня ещё нет ответа.

А в остальном книжка весьма правдива и жизнеутверждающа получилась. Её даже можно читать перед сном.

Метроном для "Аритмии"

В Америке немало подлецов, воров, жуликов,

но какая это прекрасная страна!