Михаил объяснил, что он желает свидания с четырьмя представительницами земных рас одновременно – таким образом, он как бы "покроет" всех женщин разом. Он спросил женщин, не вызывает ли его план возражений или неприятия чего-либо. Те заверили его, что ничто в инструкции не противоречит их нравственным убеждениям.
По словам Греты, Михаил не скупился, а заплатил такой аванс, что женщины с нетерпением ждали встречи на следующий день. Грета сказала, что номер, в который они пришли, был роскошный с огромной круглой кроватью, сервированными закусками, с шампанским в ведёрках со льдом. О сексуальных деталях Грета рассказывать отказалась из профессионально-этических соображений.
"Всё шло согласно плану", – лишь сказала она.
Через два часа, будучи на Грете, Михаил вскрикнул и замер, уткнувшись лицом азиатке между ног.
Женщины пытались нащупать у Михаила пульс, поднесли ко рту зеркальце, но Михаил был уже мёртв. Так как помочь ему женщины уже ничем не могли, они решили избежать встречи с полицией при мёртвом клиенте и ушли, договорившись, что Грета сообщит в полицию из телефона-автомата на улице.
"Во всяком случае он успел в меня кончить", – с чувством исполненного долга сказала Грета. И добавила – "Он и о нас позаботился… Никак не мог запомнить наши имена и звал нас Белая, Чёрная, Жёлтая. Меня он называл Красной. Но мы на него не в обиде…"
Таковы обстоятельства кончины Михаила Армалинского, подробно изложенные согласно его последней воле.
Эндрю Мироноф
Душеприказчик Михаила Армалинского
ДВУМ СМЕРТЯМ БЫВАТЬ
, И ОДНУ – МИНОВАТЬ!5922 января 2004
....
Радуйтесь, кто горевал о моей смерти!
Горюйте, кто радовался ей!
Армалинский воскрес! – Воистину воскрес!
Ну да, оповестил я всех о своей смерти. – Что, пошутить нельзя?
Несколько знакомых звонили в горючих слезах "выразить соболезнования семье покойного", а тут я трубку беру. Они сначала шалели, а потом меня матом крыли и кричали единообразное, что так шутить нельзя. Может, кому и нельзя. А мне можно. Мне всё можно. Словесное.
Жаль только, что лишь словесное.
А дело было так. Я, подобно всем людям, а особливо пишуще-рисующим, короче, подобно всем вытворяющим, часто задумывался – как отнесутся после моей смерти ко мне и моим вытворениям. Только для получения ответа на этот вопрос всем приходится ждать своей смерти, а после неё ещё не известно, удаётся ли им с небес или из-под земли проследить народную реакцию. Так что любопытство это всем приходится пережить. Единственное, что не удаётся пережить – это свою смерть. Я же решил пережить и посмотреть не с того света, а с этого, что после неё будет.
22 сентября 2003 года я, будучи вполне живым и здоровым, разослал такое вот сообщение:
И – понеслось!
Я предупредил о грядущей новости, которую не следует воспринимать всерьёз всех своих близких, а также издательство “Ладомир».
Один добрый приятель Д.Ф., которого я забыл предупредить, позвонил в тот же день с желанием выразить моей жене соболезнования, но когда я ответил на звонок, он сначала ошалел, а потом покрыл меня беспощадным матом.
Все СМИ и "юридические лица" восприняли сообщение всерьёз, не посмев засомневаться в его правдивости – как же, ведь "такими вещами не шутят". На то и был расчёт.
В России смерть писателя – всегда благоприятное событие для его произведений, ибо Россия – страна трупоедов и некрофилов, ненавидящая живые таланты. О, незабвенная борьба Собчака за труп Бродского и прочие многочисленные вызволения из чужбин останков знаменитостей, униженных и оскорблённых, а часто убиенных российской повсеместной шушерой, а потом истерически ею же и возвеличенных!
Я рассчитывал, что сработает тот же российский рефлекс на "труп". Так и произошло, хотя должен признаться, что питерская номенклатура не посмела затребовать мой труп для захоронения, потому что я нигде не зарекался, что приду умирать ни на Васильевский, ни даже на Каменный остров. Я всегда предпочитал Таити.