Сид занимался делами: он выделил в здании своей фирмы комнату для папы, где установили кульман и закупили все принадлежности для конструирования машины. Сид поручил одной из секретарш печатать наши письма, отвечать на звонки и пр. Сид нашёл маленькую компанию с механическим цехом, которая должна была изготавливать детали, закупать узлы и делать сборку машины по папиным чертежам и указаниям и т. д.
Папа сделал комплект чертежей своего детища за несколько месяцев. Его чрезвычайно вдохновляло то, что он купил новый белый Кадиллак Эльдорадо, и при его жаркой любви с детства к автомобилям всё это воспринималась абсолютным чудом, как и президентство в собственной корпорации.
Так началось наше дальнее деловое плавание вдвоём с папой, а потом и с мамой, которая стала работать у нас секретаршей. Мы проплыли 33 года, и после смерти папы я продолжал его дело по мере своих сил.
За девять месяцев до папиной смерти в 2011 году произошло значительное по своему глубокому смыслу событие. Мы получили заказ на наши машины из России. В то время папа уже не участвовал в работе компании, и я несколько лет руководил производством сам. На установку изготовленных машин я отправил в Москву механика и электрика. По возвращении, они показали мне фотографии, которые они сделали в процессе установки и испытания машин. На одной из фотографий я обратил внимание на оборудование, стоявшее рядом с одной из наших машин. Оно смотрелось как давняя модель папиной литьевой машины. Электрик подтвердил, что это – действительно, старая установка, которая работала в цеху заказчика с давних времён, но к которой они уже не могут найти запасных деталей, а потому она стоит в нерабочем состоянии. И тогда я узнал в этой машине первую литьевую машину, которую изготовляли по папиному авторскому изобретению в 60-70х годах в Искитыме.
Я показал фотографию папе, и он радостно и с недоумением подтвердил, что это – его советская машина.
Круг замкнулся: через полвека папина американская машина встала рядом с папиной советской машиной в России. И, что самое главное, папа увидел это при жизни.
Милиционеры и полицейские
В СССР мы всей семьёй дружно, как и большинство советских людей не любили милиционеров. Папа особенно недолюбливал гаишников, как и всякий машиновладелец. Папа вынужден был общаться с гаишниками, когда они останавливали его и грозили “проколоть талон”, пока не получали взятки.
Нечто подобное происходило и с ежегодным техосмотром машины.
В своих других ипостасях милиционеры тоже были мало привлекательны. Так, они меня не раз прихватывали из-за перехода улицы в неположенном месте.
С милиционерами уголовного розыска нам, к счастью, не приходилось иметь дела.
Да и вообще, в основном, плюгавые, безграмотные, наглые существа в плохо сидящей на них форме были объектом всеобщего опасливого презрения и насмешек, а подчас и ненависти.
И вот наступил октябрь 1977 года – родители прилетели в Миннеаполис из Италии, где жили несколько месяцев, ожидая визы в США.
Счастливые, восторженные, мы с сестрой везём папу и маму к нам в квартиру. Там накрыт стол, и мы говорим, говорим, не веря, что мы снова вместе, и снова обнимаемся, целуемся.
Уже за полночь, и все, полные чувств и впечатлений, укладываемся спать.
Вдруг среди ночи меня осторожно будит мама:
– Папе плохо с сердцем.
Я вскакиваю, бегу в спальню. Папа лежит в кровати, держится рукой за сердце и стонет.
Я сразу вызываю Ambulance (скорую помощь). Буквально через три минуты, стук в дверь, и в квартиру входит полицейский метра два ростом, широкоплечий, в руках у него медицинский чемоданчик, на боку пистолет и наручники. Он идёт быстрым шагом в спальню, склоняется над папой, щупает пульс, я перевожу вопросы и папины ответы о характере боли и пр. Попутно, полицейский переговаривается по радио со скорой помощью, которая приезжает через пару минут после полицейского.
Так мы узнали, что полицейские приезжают первыми.
Папе при виде могучего, вооружённого и заботливого полицейского, сразу стало легче, но всё равно мы решили взять его в больницу на обследование. Оказалось, что причиной боли было не сердце, а желчный пузырь, который потом успешно удалили. Но папа всё равно считал, что полицейский спас ему жизнь.
С тех пор папа влюбился в американских полицейских да и все мы – тоже. И за всё время последующей жизни американские полицейские были только помощниками и друзьями. Даже тогда, когда они доброжелательно штрафовали папу за превышение скорости.
И папа не пытался предлагать им взятку, поскольку он не хотел омрачать в себе образ американского полицейского.
Железо и мякоть
Мой папа, любитель всякой механики, всегда стремился всё чинить и сооружать сам. От этого он получал огромное удовольствие и удовлетворение. Так в детстве, я вынужден был помогать папе в ремонте машины, а в зрелости – в производстве механизмов, которые папа проектировал.
Я же – прямая противоположность в этой области. Я получаю огромное удовольствие и удовлетворение, когда я нанимаю кого-то, чтобы тот сделал за меня механическую работу.