Взаперти

– Просто Тай, – сказал ты, присел на подлокотник дивана и потер кончиками пальцев лоб. В оранжевом закатном сиянии твои глаза казались светлее, чем обычно. В них как будто попали песчинки, принесенные ветром. – И я, можно сказать, родом отсюда.

Ты говорил тихо и нерешительно, совсем не так, как обычно. И был похож на иголку спинифекса, подхваченную ветром. Мне захотелось придвинуться ближе, чтобы успеть расслышать твои слова, пока ветер не развеял их.

– Ты австралиец?

Ты кивнул:

– Видимо. Меня назвали в честь речушки, возле которой меня заделали родители.

Ты взглянул на меня, проверяя реакцию. Я не выдала ее, просто ждала, когда ты снова заговоришь. Казалось, у истории будет продолжение. В тебе чувствовалась накопленная энергия, которую надо было выплеснуть.

– Когда я появился, мать была совсем девчонкой, – продолжал ты. – Вообще-то они с отцом никогда толком не жили вместе. Она выросла в понтовой английской семье. Как только меня отписали отцу, все они подхватились, укатили за океан и думать обо мне наверняка забыли. А отец привез меня на участок в несколько тысяч гектаров земли, с десятком голов скота. Та еще жизнь.

– И что же дальше?

Я смотрела, как ты ерзаешь на подлокотнике, соображая, что ответить. Мне нравилось видеть, как тебе неловко. Хоть какое-то разнообразие. Возникла мысль, что эти ответы я смогу использовать против тебя, когда меня спасут, а тебя упекут за решетку. Ты грыз ноготь на большом пальце, глядя на закат.

– Поначалу отец справлялся, – сказал ты. – Видимо, тогда он был не в полной заднице. Он даже нанимал людей на работу – пастухов, какую-то женщину, чтобы присматривала за мной… Не помню, как ее звали. – Осекся, пытаясь вспомнить. – Миссис Джи или как-то так. – Повернулся ко мне и вскинул бровь. – Да какая разница?

Я пожала плечами.

– Вроде как была у меня за учительницу. И она, и кореша, и пастухи.

– Кореша?

– Местные аборигены, которые трудились у отца на ферме, – настоящие хозяева тех мест. Они и учили меня работе на земле, пока миссис Джи пыталась вдолбить мне в голову математику и еще какую-то хрень, а остальные – приохотить к выпивке. Так себе образование, да? – Ты криво усмехнулся. – Хотя для здешней жизни пригодилось.

Странно было слушать, как ты разговорился: ты отличался немногословностью. Я даже не задумывалась, что и у тебя есть прошлое. До этого момента ты был для меня просто похитителем. Без каких-либо причин и мотивов забравшим мою свободу. Ты был всего лишь безмозглым злым душевнобольным человеком. Только и всего. Но ты разговорился, и всё начало меняться.

– А другие дети там были? Когда ты рос?

Ты с недоверием взглянул на меня. А мне понравилось, как сердито и требовательно прозвучал мой голос и как ты на миг смутился, услышав вопрос. Понравилась власть, которую он дал.

Ты помотал головой. По-моему, тебе не хотелось отвечать, но теперь, когда я наконец снова заговорила с тобой, отмалчиваться ты не мог.

– Не-а. Я не видел ни единого ребенка, пока не уехал оттуда, – наконец признался ты. – Казалось, я один такой во всем мире. То есть миссис Джи объясняла мне, что есть и другие, но я ей не верил. – У тебя дрогнул уголок губ, получилась почти улыбка. – Я привык считать, что это у меня есть особая способность – быть незаметней всех вокруг. Мне даже в голову не приходило, что я младше всех – потому и незаметней.

– И ты никогда не играл с другими детьми?

– Нет, только с землей.

– А как же твой отец?

Ты недовольно фыркнул:

– Он отстранился, когда уехала мать.

Я умолкла и задумалась. Меня в детстве всегда окружали другие дети. А может, нет? В школе – да, само собой, а до того? Если вдуматься, не припомню, чтобы я общалась с ровесниками. Я была болезненным ребенком, мама держала меня при себе. А до меня с ней случилось что-то вроде нервного срыва. Так однажды сказал папа. У нее был выкидыш или, кажется, два; она не хотела потерять и меня. Я нахмурилась, осознав, что это и произошло – в конце концов она меня потеряла.

Я перевела взгляд на тебя, снова переполнившись ненавистью. Ты уже допил воду и теперь смотрел на пустой стакан в руке. И сидел так долго-долго, прежде чем опять заговорил. Твой голос был таким тихим, что мне пришлось придвинуться ближе, чтобы различить слова.

– Немного погодя отец стал уезжать в город. Сбывать скот, но не продавать за деньги, а выменивать на выпивку и наркоту – всё, что помогало ему забыться. С тех пор он переменился. Никогда не обходил свои земли, не присматривал за скотом… и обо мне не заботился.

Ты заглянул в свой стакан. Как будто подумывал сходить и снова наполнить его. Не знаю почему, но вдруг захотелось продолжить разговор. Может, меня наконец одолела скука или просто потребность хоть в каком-то общении… пусть даже с тобой. Не знаю. Или же возникло желание заполнить пробелы в твоем прошлом.

– А ты чем занимался? – поспешила спросить я. – Во время отлучек отца ты наверняка что-нибудь да делал.

Ты нахмурился, пытаясь понять, к чему я клоню.

– Ты не веришь мне? – спросил ты. Задумался, постучал стаканом по тростниковой спинке дивана. Пожал плечами. – Неважно.