– Ну, Мэри, примешь мою руку и сердце? Раз уж все решили нас поженить! Пошли! – Тянет кузена за собой, не замечая, как замирает его лицо, когда он поспешно заталкивает под маску вспыхнувшее многообразие эмоций. – Ну вот какого хрена? – спрашивает уже на лестнице. – Этот тест вообще можно проходить по несколько раз с разными людьми. Нервные все…
– Опытные, – поправляет Мори, пропуская напарницу вперед. Запомнил, как ее перекашивает от одной мысли о том, что она может оказаться ведомой.
Инструкция во второй раз. Рика внезапно комментирует:
– Жмот. Это я насчет капельницы.
Мори смотрит осуждающе: говорить подобное, стоя в боксе, не лучшая идея. Впрочем, они и без наказаний получат свои удары током.
С первыми тремя вопросами справляются легко, хоть Рика и шутит сначала про семейное положение:
– Я Мэри только что предложение сделала, считается?
Автоматика юмора не понимает, Мори, которого она бьет током, тем более. Рика передергивает плечами, бурчит:
– Не женат.
Подпираю щеку кулаком, зачитывая вторую часть инструкции. Нет, они интересная пара, и Винни в спальне заслуживает внимания, и шепчущиеся Бет с Элом, и Элли, которая дремлет, раскинув руки по спинке дивана. Но я очень устал.
В боксе тишина, напряжение такое густое, что можно резать ножом.
– Ничего не хочешь спросить? – осторожно уточняет Мори.
– Ну да, ты-то обо мне все знаешь! – Рика фыркает, закатив глаза, отворачивается, как обиженный ребенок.
Мори молча следует ее примеру. Скоро они об этом пожалеют, но у меня нет желания ни злорадствовать, ни подсказывать. Когда пройдут тест и я передам Бет капельницу, нужно лечь спать. И молиться, чтобы я никому не понадобился до завтра.
– В тринадцати, – говорит Рика, едва взглянув на включившийся экран. Усмехнувшись, добавляет: – Выиграл девять.
Мори хмурится – ответить на вопрос «в скольких делах Эмори выступал государственным обвинителем» можно, только если внимательно следить за этими делами. Он, конечно, не станет спрашивать кузину, откуда ей все известно, но запомнит и, может быть, расслабится хоть немного. Они следили друг за другом одновременно, разница только в способах.
Его собственный вопрос, впрочем, еще интересней и не про факты.
– Чтобы не видеть меня, – ровно отвечает Мори. После короткой паузы добавляет: – И всю семью.
Медлю, но засчитываю ответ. Без уточнения было бы правильней, но отметить ошибку сейчас – значит совершенно их запутать.
Любимая музыка Мори не изменилась со старшей школы, прозвище придумала сама Рика, так что она отвечает бегло. Мори тоже говорит уверенно:
– Ей нравится запах дыма.
Ошибка. Рика ежится, трет пятку. Ее кузен удивленно оглядывается, вчитывается в вопрос. Лицо меняется так, словно он хочет хлопнуть себя по лбу. Курить она начала не по этой причине.
– Социальное давление, – исправляется Мори. Поясняет: – «Хорошие девочки не курят». Значит, Рика должна была начать.
Они стоят спиной друг к другу, словно каждый говорит с посторонним, а второй подслушивает сплетни о себе. Рика криво ухмыляется, читая: «Подводил ли Эмори когда-нибудь кого-нибудь?»
– Да, – хмыкает, – меня. А в смысле опозданий или не сделанного дела – нет конечно, он же пай-мальчик!
Столько яда, что можно отравиться самой и отравить кузена.
Мори вздыхает глубоко, перечитывая вопрос «Почему у Эрики нет друзей?». Он стал осторожней, но отвечает почти без колебаний:
– Она сама держит людей на расстоянии. Тот, кто пытается сблизиться, тут же становится мишенью для подначек и болезненных уколов. Никто не выдерживает.
Кроме самого Мори. Я улыбаюсь, а он меняется в лице, читая следующий вопрос. Говорит резко:
– Это не имеет значения. – Поднимает голову к камере. – Ты знаешь, что я знаю. Но это неважно.
Отмечаю ошибку. Рика оборачивается сердито, изображает пантомимой: «Прекрати корчить из себя паладина».
– Недостаток эмпатии. Нарциссическое расстройство. Психопатия.
Верно, в детстве ей ставили именно такие диагнозы как основные, и еще букет менее распространенных. Сейчас можно сказать, что это было чушью… Или, если знать о Рике чуть больше, чем она показывает случайным знакомым, не сказать.
Наверное, это не оправдывает родителей, при любом неповиновении таскавших ребенка по врачам. Кто знает, может, без этой толстой стопки навешанных ярлыков Рика не оказалась бы здесь… А может, у них тоже была бы скользкая дорога, дождь и тонкий лед.
Любовь – не розовые очки. Но и не требование быть идеальной дочерью.
Мигает монитор. Рика сначала смотрит на него недоверчиво, потом, сжав кулаки, разворачивается к прозрачной перегородке. Я ждал, что с этим вопросом будут проблемы.
«Почему Эмори следил за тобой?»
– Потому что контрол-фрик и идиот!
У Мори каменеет лицо, но он даже не вздыхает от удара, только глаза блестят ярче. Укоризненно смотрит через стекло, Рика отвечает свирепым взглядом:
– Блин, я-то откуда знаю?!