Взаперти

Так составился план. Однако от слова до дела еще семь переходов. И генерал-майор отправился к Белецкому.

Новый директор Департамента полиции еще в декабре обещал помогать освобождению Лыкова. Виктор Рейнгольдович с этого и начал. Ему необходимо срочно и в тайне ото всех выехать за границу. Нужен паспорт, но не российский, а французский или, еще лучше, швейцарский. С его карточкой.

Степан Петрович вызвал к себе ротмистра Лиховского, пояснив барону:

– Это офицер ОКЖ, который заведует швейцарским отделением Заграничной агентуры. Он как раз приехал за инструкциями.

Директор приказал ротмистру выдать генерал-майору Таубе швейцарский паспорт для выполнения секретного задания правительства. Не задавая лишних вопросов, Лиховский отвел Виктора Рейнгольдовича в канцелярию Особого отдела. Следом спешил неимеющий чина Козлов, фотограф Восьмого делопроизводства. И спустя два часа барон вышел из здания на Фонтанке с паспортом Швейцарской конфедерации на имя Якоба Изензе.

Пожалуй, это была самая трудная часть плана Таубе – Лыкова-Нефедьева. Столь быстрая удача вдохновила генерал-майора. У него возникло ощущение, что все закончится хорошо…

Три дня ушли на покупку билетов, извещение Буффаленка и Лаврова, сбор вещей. Виктор Рейнгольдович мог уже выезжать, но он ждал звонка от британского резидента. И дождался.

На четвертый день Элиот телефонировал и сообщил делано приветливым тоном:

– Ваш вопрос урегулирован в положительном смысле.

– Очень рад, – ответил барон сиплым голосом.

– Теперь очередь за вами.

– В каком смысле?

– Хорошо бы вам выехать со мной в Варшаву.

Оба избегали называть вещи своими именами.

Таубе ответил:

– Увы, невозможно. Я заболел, едва хожу по дому. Всего ломает. Вы уж сами. И вообще, меня в Варшаву звать не нужно. Если, конечно, вы не хотите все испортить.

Британец озадаченно замолчал, потом потребовал:

– Нам необходимо увидеться. Возникло недопонимание. Я выполнил обещание, а вы?

– А что я? Самое важное вы уже знаете. Дальше сами! Меня слишком хорошо помнят в Варшаве, чтобы туда ехать. И зачем? Только все испорчу.

Элиот молча положил трубку. А Виктор Рейнгольдович обернулся к стоявшему рядом Титусу и спросил:

– Все слышал?

– Угу.

– Покажи.

Ян Францевич повторил сиплым голосом, тон в тон барону:

– Самое важное вы уже знаете. Дальше сами!

– Годится. Теперь можно ехать.

Титус вчера только появился в столице. Комитет по освобождению Лыкова стягивал силы. Теперь управляющий Нефедьевки должен был поселиться у Таубе и на время его заграничной командировки отвечать по телефону за хозяина…

В полночь Виктор Рейнгольдович с чемоданом в руках покинул свой дом. Перед этим сказал строго Лидии Павловне с Титусом:

– Смотрите тут у меня. Узнаю, что наблудили, застрелю обоих. Трупы брошу в Мойку.

– Я люблю только Алексея Николаевича, – ехидно парировала баронесса Таубе. – Во-первых, по старой памяти, еще с Кавказа. Во-вторых, он сильный и привлекательный мужчина. А Яша не мускулястый.

– Зато я богатый, – возразил Титус. – Денег с Нефедьевки наворовал – страсть. Соглашайся, Лидка. Твой пентюх сейчас уедет, эх и гульнем… Я тебе шаль со стеклярусом куплю.

– Со стеклярусом? Давно хочу такую. Это меняет дело. Ты ступай, Витя, ступай. А то на поезд опоздаешь.

Спустя два с половиной дня в ателье Лемерсье по Зонненштрассе, 34, что в Цюрихе, вошел господин лет сорока, ухоженный и пахнущий большими деньгами. Ему навстречу кинулся сам хозяин:

– Господин Гезе? Мы вас ждем. Все готово к снятию мерок, извольте следовать за мной.

Промышленник миновал три комнаты и в четвертой попал в крепкое объятие однорукого генерала:

– Федя! Федя…

Разведчики долго так стояли, обнимая друг друга и сопя от волнения. Портной, улыбаясь, следил за ними, потом молча удалился.

– Ну-ка, покажись, – отодвинул Буффаленка от себя Таубе. – Весь уже седой…

Федор нащупал пустой рукав и молча поцеловал барона в левое плечо. Так верноподданные приветствуют своего государя… Потом спросил:

– Что случилось? Почему такая спешка?

– Ты должен лечь на дно, Федор. Срочно и надолго. Замри и не шевелись.

– Почему?

– Так надо. Поверь, без чрезвычайных обстоятельств я не дал бы такого приказания. Слушай, что мне давеча заявил британский резидент в Петербурге мистер Элиот…

Экономя время, генерал сжато сообщил своему агенту суть разговора с англичанином.

– Теперь понял? Ты вот-вот провалишься. Если и дальше будешь слать Монкевицу донесения. Нужно сделать длинную паузу, сбить контрразведку со следа. Мы с Павлом сейчас готовим операцию для отвода глаз. Свалим все на Данненгирша, будто бы он был нашим резидентом.

– Вольфганг? – удивился Гезе-Буффаленок. – Вот комедия. Он был такой надутый болван.

– Покойнику все равно, а нам необходимость. Но ты теперь веди себя тише воды ниже травы.

– Наоборот, – возразил резидент, – буду трещать на всех углах, что Германия должна занять достойное ее место в мировом порядке.

– Только не перегни палку.

– Увы, немецкая нация потихоньку сходит с ума, – вздохнул Буффаленок. – Больно смотреть. Гете и Шиллер в прошлом, нынче в моде стальной кулак. Эх и дадут они всем прикурить. Столько народу угробят…