Взаперти

Зашел Сандрыгайло и сообщил, как проголосовали судьи. Оказалось, что за каторгу для сыщика подал голос один только Малюта Скуратов. Остальные коронные судьи и все трое временных высказались за исправительные работы. Лужский предводитель Тиран предложил обратиться к Его Величеству с просьбой о помиловании обвиненного. Его поддержал Желтоножкин, но остальные отказались. Потомственный почетный гражданин Дурнякин даже сказал: вот еще, беспокоить государя из-за всякой швали… Чтоб тебя ограбили, кретин, и преступника не нашли, рассердилась на это Ольга Дмитриевна. Лыкову же было все равно.

Наступило пятое января. Тот же состав участников суда собрался вновь. Зевак было не меньше, правда, отсутствовал мистер Эгнью. Сделал свое дело и уехал из Петербурга; Сергей сам видел, как тот садился в поезд до Севастополя.

Крашенинников зачитал окончательный приговор. От объявленной ранее резолюции он отличался полнотой и подробностью. Там были указаны предметы и соображения обвинения, с перечислением улик и доказательств, и подробные ссылки на нормы закона.

Как только председатель закончил читать приговор, один из членов суда объявил порядок и срок его обжалования. После этой процедуры Лыкова сразу взяли под стражу. Его посадили в камеру временного содержания при Четвертом участке Литейной части. Алексею Николаевичу осталось ждать настоящей тюрьмы еще две недели. В России окончательный приговор вступал в законную силу только после его кассации. Если обвиненный кассационную жалобу не подавал, отсчитывался срок ее подачи – две недели. Лишь по их истечении решение суда вступало в силу и тюремное ведомство начинало его исполнять.

Алексей Николаевич посоветовался с адвокатом и решил не подавать кассации в Сенат. Причин для жалобы по закону было только три, и они к случаю Лыкова не подходили. Явного нарушения смысла закона нет. Существенного нарушения форм и обрядов судопроизводства – тоже. Пределов власти суд не нарушил. Все, других оснований не имеется.

Высиживая положенный срок в части, бывший статский советник ждал еще одного события. Ждал и втайне надеялся на хороший исход. Отбытие срока в исправительных отделениях считается тяжким наказанием потому, что сопряжено с лишением всех особенных, личных и по состоянию присвоенных прав и преимуществ. Алексей Николаевич лишался дворянства, чина, а также орденов и знаков отличия. Но награды ему вручались или Высочайшими приказами, или даже рескриптами, как Станиславская лента. И снять их с обвиненного просто так, своей властью, не мог никакой суд. Только сам государь решал этот вопрос. Министр юстиции обязан был представить приговор на рассмотрение Его Величества. А там коронационная медаль! Вдруг Николай Александрович вспомнит, как сыщик охранял его в Москве в мае 1896 года? Хорошее было время, спокойное: никаких бомбистов, анархистов, террористов… Если государь растрогается, глядишь, и откажет суду в ходатайстве. Это будет равноценно отмене приговора.

Он ждал все две недели, никому не признаваясь в последней надежде. Ни сыну, ни Азвестопуло, ни даже барону Таубе. Но чуда не случилось. Когда срок подачи кассации истек, бывшему сыщику объявили, что Его Величеству было угодно утвердить приговор и повелеть снять с осужденного Лыкова награды. Так он понял, что не только министр его предал, но и государь…

В тот же день Лыкова отвели в кордегардию Окружного суда и по описи приняли его ордена и медали. Он сдал все, кроме Георгиевского креста. Пристав перебрал награды и спросил:

– А где Знак отличия Военного ордена? Он указан в формуляре.

– Не знаю, не нашел. Куда-то подевался. Напишите, что утрачен.

Пристав понял, что это ложь, но понял и ее мотивы. И безропотно указал в протоколе напротив знака: «со слов обвиненного, безвозвратно утрачен».

Сразу после этого Алексея Николаевича поставили на низенький помост, и тот же пристав сломал у него над головой шпагу. Потомственный дворянин, статский советник и кавалер многих орденов Лыков перестал существовать.

Глава 9 Первый день

Согласно закону с приговоренным встретился священник. Он должен был приобщить новоиспеченного узника Святым Тайнам. А еще подготовить его к перенесению заслуженного наказания с христианской покорностью и раскаянием. Когда батюшка произнес эти слова, Алексей Николаевич взорвался:

– А кто вам сказал, что назначенное мне наказание – заслуженное? И в чем мне раскаиваться, если я невиновен?

– Сын мой, я двенадцать лет приобщаю людей после приговора. И все утверждают, что они невиновны. Смирись и слушай Бога, а не свою обиду. Иначе тебе будет очень тяжело в узилище.

– Идите-ка вы прочь, фальшивый утешитель… – распалился арестант. – Вместе с тайнами вашими и заученными словами.

И не стал ни причащаться, ни каяться.