Взаперти

И однажды ночью, под сонное бормотание сокамерников, Лыков решил: хватит. Бояться не буду. Я здесь случайно и на время. Как бы в командировке, которая скоро кончится. Рядом враги? Они скрылись от наказания и дуются в картишки? И даже грозят ему, сыщику Лыкову? Так-так… Пойду и все узнаю. Берегись, ребята! Разорю, в муку изотру, такой я сильный и страшный. Кто встанет на пути, пусть пеняет на себя…

Очередным утром, когда Пакора с Курганом ушли в мастерские, а Огарков углубился в писанину, Алексей Николаевич собрался в набег. Он знал, что татебный коридор находится на втором этаже западного корпуса, рядом с женским отделением. Его заправилы, конечно, на работы не ходят, а сидят по камерам, занимаются своими блатными делами. Если ввалиться неожиданно, можно застать врасплох. Поглядеть им в глаза, обменяться угрозами и удалиться восвояси. Пускай муравьи в разворошенном муравейнике побегают. Пускай они дрейфят, а не он.

И Лыков двинулся в поход. Он выбрался из благородного отделения, прошел насквозь мастерские и проник в корпус по Тюремному переулку. Ага, вот второй этаж. На пороге стоял крепкий детина с гомбой младшего надзирателя на плечевых шнурах.

– Куда прешь? – грозно спросил он.

– До Зозунька на ярмарку[93].

– Чего?!

Сыщик смерил его начальственным взглядом и предложил:

– Давай попробуем еще раз. Но уже вежливо. Я Лыков из Четвертого. Ищу Пашку Адуя. Такой кудлатый, сильно косит. Он у вас? Правильно иду?

Стражник удивленно оглядел развязного арестанта.

– Да ты кто такой будешь?

– Сказал же: Лыков. Спроси у Кочеткова, он тебе объяснит, кто я. И заодно напомнит, что к незнакомым людям надо обращаться на «вы». Ну? Так и будем стоять?

Надзиратель растерялся:

– Эта… как вы говорите, Пашка Адуй?

– Именно. Проводи.

– Сию минуту. Сам с поста уйти не имею права, но вызову подстаршего[94].

Он нажал кнопку звонка, и из сборной показался другой стражник. Подошел и спросил недовольно:

– Чего надо?

– Это арестант Лыков, – ответил входной. – Ищет Пашку Адуя.

– Лыков? – сообразил подстарший. – Тот, про которого его высокородие говорили?

– Тот, видишь же. Что делать будем? Позвать Лясоту?

– Лясота решает с интендантами. Ладно, я провожу…

И обернувшись к сыщику, он подчеркнуто вежливо сказал:

– Следуйте за мной. Арестант Павел Беспрозванов кличут его по формуляру. Позвольте полюбопытствовать, для чего вам Адуй понадобился? А то господин старший надзиратель спросит, я должен буду что-то ответить.

Служивый показался Лыкову человеком нерядовым. Смотрит умно и хочет знать подробности. А что, если попробовать его купить? И сыщик, пройдя десять шагов, остановился и заговорил вполголоса:

– Да он попался мне в бане давеча. Заходил… с шорным шилом в кулаке.

– С шилом? – Надзиратель облизнул губы и оглянулся на дверь сборной. – Это запрещено, за такое наказывают. Вы хотите подать жалобу?

– Нет. Меня зовут Алексей Николаевич, я тут ненадолго, мне нужна помощь. Человек я серьезный и денежный и буду хорошо платить.

– Интересно выражаетесь. Вербуете, значит, на ходу? А в чем та помощь должна выражаться? Я, к слову сказать, Иван Кирьянович Заседателев. Подстарший в Шестом коридоре.

– Очень хорошо, Иван Кирьянович. Тут нам поговорить не дадут. Парень от двери следит, и другие скоро подтянутся. Когда у вас кончается смена?

– Завтра в семь поутру.

– Жду вас в половине восьмого в закутке у духовной библиотеки. Знаете такой?

Заседателев молча раздумывал. О чем? Как подороже продаться Лыкову или как его самого продать? Через секунду он кивнул:

– Буду.

– И помните, о чем говорил начальник тюрьмы. Предлагаю вам со мной сдружиться, окажетесь в прибыли. Степан Степанович Хрулев не даст соврать: я добро помню, а зла не спускаю.

Больше им поговорить не дали: в коридоре появились арестанты. Но Лыков был доволен. Он успел сказать самое главное, и пуганул и посулил. Умному достаточно.

– Вот двадцать шестая камера, – подвел его к двери Заседателев, комкая разговор. – С вами зайти?

– Спасибо, будет не лишним.

Они шагнули внутрь. И Алексей Николаевич удивился. Большое помещение на двадцать человек было заселено негусто. А он полагал, что лишь благородные сидят вольготно… Из коек оказалась застелена от силы половина. Обитатели без стеснения резались в трынку. На столе красовалась пустая бутылка из-под водки и теснились грязные кружки. Почему-то стены камеры были обиты листовым железом. Если это против побегов, то мера сомнительная…

Как и полагалось в руководящей инстанции, жители двадцать шестой на работы не пошли. Как же Пашка проиграл деньги со своей книжки, если вот он сидит с колодой, а не тачает сапоги? Тоже нанял вместо себя другого? Увидев Лыкова, кудлатый отбросил карты и вскочил.

– Здорово, Пашка, – ощерился как можно страшнее гость. – Вот решил поглядеть, как ты тут живешь.

Появление сыщика произвело эффект. Остальные жиганы отложили игру и уставились на вошедшего.

– А тово, эта…

– Что «эта», Паша? Гостей не ждал? Да не дрейфь, я сейчас уйду. Вопрос только хочу задать: почему тебе кличка Адуй? Ты с Ветлуги, что ли?