Взаперти

– Чего это стороной, а? Лыков теперь кто? Арестант, как и мы. Он человека убил. Чем лучше меня? Мы ровня. Даже нет. Я вот никого жизни не лишил. Значит, перед Богом честнее его. И должен теперь гнуть перед ним храп?

– Дурак ты, Степка. Собачья душа, в кармане ни шиша. Как это Лыков может быть тебе ровней? Он сыщик, а ты вор. И ставишь себя вровень с ним. С самим Лыковым! Смешно даже слушать.

Алексей Николаевич только теперь узнал голос Пахома Переверзева, сына старосты из села Нефедьевка.

Его оппонент не унимался:

– Так твой Лыков бок о бок с нами сидит!

– Ну и что? Ты посмотри, как он распоряжается. Похлеще старшего надзирателя. Сам Кочетков ему в рот глядит. И вспомни, как Лексей Николаич «ивана» Господи-Помилуй приготовил! Хоть на стол подавай. Нет, сыщик есть сыщик. Черного кобеля не отмоешь добела. Он, знаешь, как нашего брата лупил? Ой-ей. Никогда ему за это ничего не было. И вдруг попал сюда. Не иначе кому-то дорогу перешел. И что с того? Вывернется, помяни мое слово. И опять будет лупить, не жалея кулака.

Вмешался третий голос, тенором:

– Дядя Пахом, а правду говорят, что Лыков фартовых убивал? Будто бы даже не раз.

– Правду. Он сам себе и судья и аблакат. Но не дрейфь, таких, как мы, он не трогает. Мы шелупонь. Поколотить может, а убивать ни-ни. Он тех казнит, кто черту перешел. Кому кровь человечью лить нравится. Их, да, не миловал. Вы, ребята, тово… повежливее с ним. Лексей Николаич человек серьезный, шутить не станет. А на то, что на нем такой же бушлат, как на тебе, не гляди. Такой, да не такой! Вернется Лыков к службе, как пить дать. И никому мало не покажется!

Сыщик вышел из-за угла и сказал:

– Здорово, Пахом. Вавила Жежель здесь?

Переверзев вскочил, его соседи тоже.

– Не могу знать, ваше высокородие!

– Сходи в парильню, погляди.

– Слушаюсь.

Пахом убежал проверять. Алексей Николаевич ожидал его. Тут Степка, угреватый малый с глупым лицом, дерзко спросил сыщика:

– А че это один арестант другим командует? Чем ты лучше нас?

– Спроси у тех, кто постарше, тебе объяснят.

– Нет, ты сам скажи!

– На!

Сыщик слегка щелкнул нахала по макушке, и тот упал на колени:

– Ой!

Все вокруг засмеялись, кто-то крикнул:

– Так его, ваше высокородие. Не бей по голове, колоти по башке! Пущай держит колокольню в исправности.

На этих словах вернулся Переверзев и доложил:

– Пусто, Алексей Николаич. Нету там Жежеля. Может, после придет? Передать ему что?

– Ладно, мы с ним иначе потолкуем. Что из дому пишут, Пахом Антоныч?

– Да вроде более-менее. Папаша новую сеялку наладил. Живет крестьянство. Один я в такую растатуту попал…

– И что думаешь насчет будущего? Ты ведь не из тех, у кого талан на майдан[117]. Сколько осталось сидеть?

– Год и три месяца, Алексей Николаич. Сам смекаю: надо в деревню возвращаться. Хватит, погулял в городе, натешился.

– Ну и правильно. Вернешься – иди к Титусу. Я велю, чтобы дал тебе ссуду на обзаведение. И уж больше не блуди. Хорошо?

– Спасибо, ваше высокородие, храни вас Господь.

Лыков кивнул и удалился. А Переверзев кинулся в дезинфекционную камеру. Вскоре он вышел из нее в компании с Жежелем и Шмулем Ицкиным.

– Ушел, пес? О чем он спрашивал?

– Однако тобой интересовался. Ты, Вавила, поберегись. Лыков просто так не ходит.

– Ясно… – Жежель повернулся к Ицкину и сказал вполголоса: – Пора его окоротить. Ненадолго лягушке хвост…

Глава 16 Измена генерала Таубе

Таубе взял телефонную трубку и произнес:

– Барышня, пожалуйста, семьсот восемьдесят шесть, британское посольство.

В трубке защелкало, и вскоре раздался приятный женский голос:

– Коммутатор посольства Соединенного Королевства. С кем вы желаете говорить?

– С Александром Элиотом.

– Могу я поинтересоваться вашим именем?

– Генерал-майор Виктор Таубе.

– Ждите, ваше превосходительство.

После этого в трубке надолго установилась тишина. Видимо, третий секретарь посольства, а по совместительству представитель секретной службы Его Величества не ожидал звонка от старого знакомого. И теперь размышлял, брать ли ему трубку.

Наконец Виктор Рейнгольдович услышал голос британца.

– Господин Таубе, это действительно вы?

– Да, Александр. Чему вы так удивляетесь?

– Столько лет не виделись, есть отчего удивиться.

– С тысяча восемьсот девяносто восьмого года, с Риги[118], – напомнил генерал.

– Да, были времена… Но что вам угодно, Виктор?

– Мне угодно с вами встретиться. Приватно и срочно.

Элиот раздумывал недолго.

– Кофейню Мавропуло на Кирочной знаете?

– Да.

– В ней через час. Удобно?

– Да, подходит. Спасибо.

Спустя час разведчики сели друг напротив друга и заказали кофе с бисквитами. Англичанин сказал:

– А вы изменились за прошедшие четырнадцать лет.

– Вы тоже не помолодели, – парировал русский.

– Когда мы с Мак-Мэем узнали, что вы потеряли руку на войне, посочувствовали. Помните Мак-Мэя?

– Помню. Он ведь теперь консул в Гамбурге?

Элиот довольно хохотнул:

– Как у вас говорят? Старый конь борозды не портит? Все-то вы помните, Виктор. – И тут же спросил напрямую: – Что случилось? Из-за чего такая спешная встреча?