Взаперти

– «Почва так же груба и тяжела, как наша ртуть, и мы смело могли бы ходить по ней. Их воздух произвел бы на нас скорее впечатление воды, чем нашего воздуха, ибо их воздух заметно препятствует передвижению жителя Венеры… Ярких цветов на планете почти совсем нет – нигде и ни в чем. Люди живут не в одних дуплах, но и в землянках, пещерах и шалашах, всегда большими обществами и кучно. Животных на Венере очень много, в особенности хищных пород. Они так же грубы и тяжелы, как и вся природа. Между ними попадаются твари гигантских размеров, и все они злы, алчны и прожорливы…» Что за бред! Этого же не может быть в действительности.

– А вы почем знаете? – спросил графоман.

– Ну… где доказательства? Люди не умеют летать на другие планеты. Может быть, когда-нибудь и научатся, но до этого еще лет сто.

– Автор тем не менее там побывал. Описать увиденное так возможно только по личным впечатлениям, – безапелляционно заявил Огарков.

– Николай Викторович, вы уже освоились в криминальном жанре. Зачем вам эта чепуха?

– А вы еще прочтите и убедитесь, что вовсе не чепуха, а вящая правда.

Сыщик принялся листать книгу:

– «Марс. Нет стран, даже городов, судов, полиции, власти. Начальство – слово Божие, каждый слуга своего ближнего… И люди, и животные питаются исключительно растениями. Всю провизию марсианин получает с фабрики. Музыкальных инструментов много, среди них есть и самоиграющие… Юпитер. Жители питаются одною водой. Живут до тысячи двухсот лет… Сатурн. Животных нет, птицы еще остались, и насекомые тоже. Люди живут до трех тысяч лет!» Как им не надоедает? «Нептун – ничем не примечателен».

Он захлопнул том и сказал в сердцах:

– Охота вам сходить с дороги, которая приносит успех… Давайте я лучше расскажу, как меня на Сахалине едва не зарезали японцы. Получится отличный рассказ для газеты!

Но Огарков закапризничал:

– Нет, увольте. Пойду лучше в баню, давно не мылся.

– Так суббота завтра.

– Ну и что? Шестой коридор парится по пятницам.

– И вы их не опасаетесь? – удивился Алексей Николаевич. – Я бы побоялся поворачиваться к ним спиной. Там же бандиты.

– Я пойду с Курган-Губенко, он свой человек для них. В последний раз Жежель так славно меня натер. Все про вас расспрашивал: любите ли вы париться, всюду ли при вас оруженосец Санчо Панса… Федька то есть.

– Я понял, – ответил сыщик. – Но продолжайте. Вавила проявил интерес к моей персоне. Для чего ему?

Помощник пристава недоуменно пожал плечами.

– А шут его знает. Кургана вы из камеры выгнали, и теперь ваши соседи я да Федька. Наверно, поэтому.

– Николай Викторович, я спросил для чего. А не почему.

– Может, хочет с вами сблизиться?

– На расстояние ножа?

Огарков беззаботно рассмеялся:

– Нет, что вы. Он такой… обходительный. А как поддает пару! Много лучше этого грязного Вали-хана. И денег за это не берет. Вот только смотреть на его шрам неприятно. Бр-р…

– Какой еще шрам? – насторожился сыщик.

– А у него длинный рубец под левой лопаткой. Вавила сказал, что получил ранение, когда служил на границе. Едва концы не отдал.

– Да, он запасной ефрейтор корпуса пограничной стражи… – рассеянно согласился Алексей Николаевич. – Пожалуй, я пойду… Кое-что забыл.

Лыков быстро вышел из камеры и направился в канцелярию. Там, как обычно, сидел и скучал Добрококи.

– Андрей Захарович, дайте мне, пожалуйста, листок на Жежеля из Шестого отделения.

– Вы его давеча смотрели, – недовольно пробурчал письмоводитель.

– А вы дайте еще раз.

– Извольте.

Сыщик пробежал глазами листок и убедился: в описании примет арестанта шрам указан не был. Как так? Почему? Подпись под формуляром была не Кочеткова, а капитана Сахтанского. Заполнил же его Добрококи.

– Андрей Захарыч, а почему вы приметы арестанта указали не полностью?

– Какие такие приметы?

– А посмотрите. У Вавилы Жежеля под левой лопаткой имеется шрам. Он получил его на воинской службе. А в листке шрама нет.

Письмоводитель повертел бумагу в руках, бросил на стол и сконфуженно сказал:

– Матери твоей черт! Не помню. Больше года прошло. Может, отвлекся на что-нибудь и не заметил?

– Может. Только надо вписать, приметы – вещь важная.

– А точно шрам у него есть? Откуда, ваше высокородие, вы о нем узнали? Вы же в баню не ходите, а посещаете ванные.

– Огарков рассказал, он давеча парился с Шестым коридором.

– Огарков? Этот малохольный? Тьфу! Надо еще проверить его слова. Он большой мастер сочинять…

– Ну, проверить не сложно, – сказал, поднимаясь, сыщик. – Сегодня как раз пятница, ребята пойдут соскребать грязь.

И удалился.

В субботу работы заканчивались в одиннадцать, а начиная с четырех часов пополудни арестанты покамерно шли в баню. В пятницу мылись лишь татебные. И хотя Жежель формально относился к другому отделению, он с ними не разлей вода… Алексей Николаевич пришел к началу, чтобы не пропустить появления Вавилы. Он подкрался незаметно и услышал негромкий разговор. Арестанты в раздевальне обсуждали… сыщика Лыкова.

Кто-то басил с убежденностью:

– Ты, когда его увидишь, лучше обойди стороной. Мало ли что…

Хриплый голос возражал: