Вздыбленная Русь

Сыро и прохладно в землянке, неровно горит воткнутая в стену лучина, подрёмывает ватажник, доглядающий за огнём. Тимоша поправил котомку под головой Андрейки, укрыл его тулупчиком. Сколько времени минуло, а всё убивается парень по Болотникову. Да и трудно смириться: Иван Исаевич ему за отца был. Не раз Андрейка уговаривал ватажников искать воеводу, да так и не дознались, куда увезли Болотникова. За всё товарищами платили, не одного стрельца в пыточную сволокли, а вести неутешительные...

Тимоша в Москву ходил. В пути казней насмотрелся. Вдоль дорог холопы на деревьях качаются, тленом тронуты, пустыми глазницами мир созерцают. А над ними сытое воронье грает. Казнили болотниковцев на страх живым холопам.

Страха Тимоша, однако, не испытывал, а ещё пуще озлоблялся на царя и бояр: в казнённых товарищей своих видел. Может, вот так Артамошка с Берсенем висят где-то?

В пути и в самой Москве смерть не единожды подстерегала Тимошу. В каждом стрельце и ярыжке доносчик чудился, того и гляди на допрос поволокут.

В Москве Тимоша прислушивался: может, кто слово о крестьянском воеводе обронит — и только когда совсем отчаялся и намерился город покинуть, в питейной избе, что на Балчуге, от захмелевшего стрельца услышал, будто держат Болотникова под крепким караулом в Каргополе, на Онеге-реке...

Воротился Тимоша в лес, к товарищам. Зима в самую силу входила, вскорости от морозов деревья затрещали. Посоветовались ватажники и решили: как только потеплеет и снег сойдёт, отправятся выручать воеводу.

Андрейке не терпелось, к погоде прислушивался, всё торопил, а куда пойдёшь, если дороги занесло, тем паче тропы лесные. Надо весны дожидаться...

На Овдотью-плющиху унялись морозы. Обрадовался Андрейка, снова товарищей заторопил. Принялись ватажники собираться в дорогу: одежду чинили, из лыка новые лапти плели, силками зайцев ловили, мясо вялили. А однажды подняли из берлоги медведя, насилу на рогатины взяли, топорами добили.

В конце апреля-пролётника тронулись в путь...

Царское воинство выступило из Белого города Москвы через южные и юго-западные ворота и под колокольный звон двинулось на Малоярославец.

Размешивая сапогами едва подсохшую грязь, шли стрелецкие полки, с песнями шагали ратники из посошных крестьян[3], чавкала грязь под дворянской конницей. Заключала колонну артиллерия: можжиры, тюфяки и иные пушки[4], фуры с пороховым зельем и ядрами. А через юго-восточные ворота двигался обоз, груженный съестными припасами и фуражом.

Вёл полки брат царя князь Дмитрий Иванович Шуйский. Велено ему было идти к Волхову, куда всю зиму стягивалось московское воинство. Князь Дмитрий имел царский указ разгромить засевшего в Орле самозванца, который, оставив за спиной Брянск и Карачев, готовился овладеть заокскими городками и открыть дорогу на Москву. В Волхове Шуйский должен был сменить князя Куракина В том, что он, Шуйский, одолеет самозванца, князь Дмитрий не сомневался: под его рукой лучшие московские полки, а у вора всякий сброд, скопище разбойное.

После Малоярославца воевода Шуйский намеревался послать к самозванцу гонца с требованием сдаться на царскую милость. Князь Шуйский доставит Лжедимитрия в Москву, проведёт в цепях по улицам как вора и заводчика: пускай государь самолично решит, какой казни тот достоин. А панам вельможным велит в Речь Посполитую ворочаться, иных же в Ярославль отправит, где уже содержится Маринка Мнишек. Если кто из них не уймётся и воровством помышлять станет, тех казнить. Чего от них ждать? Вон кое-кого из вельможных более года под караулом держат...

Напутствуя брата, царь Василий сокрушался:

— Изничтожили первого самозванца, ан новый сыскался, сызнова смуту завёл. — И, почесав плешь, добавил: — Не отсекли змию голову в зародыше, так ты ноне, братец, постарайся.

Князь Дмитрий Иванович плюнул зло, вспомнив, как кое-кто из бояр в Думе попытался воспротивиться назначению его главным воеводой. Первым голос тогда подал Васька Голицын:

— Может, Михаилу Скопина-Шуйского пошлём?

Думный дворянин Прокопка Ляпунов не по чину вякнул:

— Михайло Васильевич в делах ратных разумен.

Царь оборвал:

— Князю Михаиле иное дело сыщется...

Дмитрий Иванович ехал в тёплом возке и посматривал в открытое оконце, как нестройно, без песен и шуток идут стрельцы. Недовольны походом! Ещё бы, из-под Тулы воротились, от войны передохнуть не успели, как снова слободы покидать, а весна, она стрельца призывает хозяйственными делами заниматься: на стрелецкое жалованье не дюже разживёшься.

И что у стрельцов в душах? Потёмки. А может, мысли крамольные? Поди, кое-кто думает: уж не настоящего ли царя Димитрия он воевать идёт? Эва какую силищу двинул Василий Шуйский: неужли против вора?..

Величав и спесив князь Дмитрий Иванович. Ему ли уступать главное воеводство племяннику Михаиле Скопину-Шуйскому! Молод ещё наперёд дядьки высовываться. И никак не хочет признать князь Дмитрий; что его, воеводу, не раз било холопское войско Ивашки Болотникова.