— Ты, как всегда, вовремя. Мне тоже нужно поговорить с тобой.
— Я чувствую, наступило затишье перед бурей, — пророческим тоном заявил директор издательства «Мюнхенских вечерних вестей» Бургхаузен.
— У меня голова от забот лопается, как подумаю, что нас ожидает в ближайшие дни, — поддакнул Замхабер, заместитель шеф-редактора.
Они сидели за угловым столиком в подвальчике ресторана «Дунай» и беседовали с глазу на глаз. Была половина шестого утра. Мюнхенские гуляки, захаживавшие с утра пораньше опохмелиться, предпочитали верхние залы.
Бургхаузен продолжал:
— Завтра — нет, собственно, уже сегодня, — ну, в воскресенье вечером в редакции будут готовить номер за понедельник. Меня, к сожалению, не будет, срочно нужно в Гармиш. Там будет заседание кредитного союза, а я — член правления.
Замхабер, чье одутловатое лицо под утро походило на мешок с водой, спросил своим заискивающим тоном:
— Что, как вы полагаете, я должен предпринять, если Вардайнер действительно решится… Предостеречь его, стараться убедить или открыто пригрозить?
— Ни в коем случае, — покачал головой Бургхаузен. — Не забывайте, мы объективная демократическая газета, где каждый может изложить свои взгляды. Пусть Вардайнер делает то, что считает нужным. Мы с вами должны не упускать только одного: чтобы за свою публикацию на страницах нашей газеты отвечал только он. Все остальное решится само собой — включая то, что его функции, возможно, придется передать другому.
«Разумеется, в нашей работе существуют испытанные методики и проверенные подходы. Но не часто они помогают. Ни один криминальный случай — а тяжкие преступления тем более — не похож один на другой. На практике это означает, что всегда приходится начинать сначала, словно впервые сталкиваясь с преступлением. Поэтому так важно, чтобы у криминалиста было достаточно терпения и энергии.
Преступность не признает никаких правил, у нее всегда новое лицо. Не исключая даже самых примитивных и грубых случаев в историй криминалистики. Так, маньяк-убийца Кюртен имел репутацию милого и весьма любезного соседа. О Барче, убивавшем детей, все говорили, что он прекрасно воспитанный человек. А вот убийца женщин Кристи, кровавый лондонский маньяк, тот вообще был полицейским. Пусть просто постовым, зато историки криминалистики так любят вспоминать об этом…
Я не случайно о них вспомнил. Ведь в полной мере все относится и к делу Хорстмана. И здесь был спрятан ключ ко множеству его загадок. Тому, кто хочет разобраться в этом, придется действовать по принципу: убийцы могут жить и во дворцах.
И не всегда легко криминалисту смириться с этим. Циммерман — тот может. А вот у Кребса до сих пор проблемы. И если я дошел до этого раньше других, то потому, что большую часть жизни прожил один, с единственным другом — псом. А звери преступлений не совершают. Здесь монополия у вершины творения — человека.»
Незадолго до шести Вальдемар Вольрих добрался до квартиры редактора Лотара на Унгерштрассе. Дубасил кулаками в дверь и жал звонок до тех пор, пока ему не отворили.
Лотар пришел открыть в синем халате на голое тело и улыбнулся спросонья, узнав Вольриха. Но тот, довольно грубо оттолкнув его, влетел в квартиру и остановился только в кабинете. Там он вдруг ухмыльнулся, заметив, что комната заполнена расставленными повсюду полками, витринами и стеклянными шкафчиками. И все полны изящных безделушек: фигурок, статуэток и игрушек дорогого фарфора из баварского Нимфенбурга, саксонского Майсена, голландского Дельфта, из южного Уэлльса и итальянской Флоренции.
— Что вам угодно? — спросил Лотар.
— Пожалуй, оглядевшись тут, я с удовольствием изобразил бы слона в посудной лавке, — вызывающе заявил Вольрих. — Это мой несбывшийся сон с детских лет.
— Это бы дорого вам обошлось, герр Вольрих.
— Но для кого? — Вольрих многозначительно усмехнулся. — Но об этом позднее. Теперь же основное, что я к вам послан руководством нашего издательства с приказом выдать все документы, оставшиеся после Хорстмана. Они с юридической точки зрения являются собственностью фирмы.
— А с чего вы взяли, что они у меня? — осторожно спросил Лотар. — Кто это вам сказал?
— Кем бы он ни был, одно ясно: Хорстман работал здесь, ты предоставлял ему убежище и теперь должен отдать его бумаги!
— Какие бумаги?
Вольрих шагнул к ближайшей полке и с циничной ухмылкой схватил оттуда прекрасную, тончайшей лепки фарфоровую фигурку арлекина, раскрашенную нежными красками, изделие Бустелли из Нимфенбурга. Ценою около восьми тысяч марок. Медленно подняв фигурку, он отпустил ее… осколки разлетелись по полу… И с детским наслаждением наступил на них.
Лотар побледнел.
— Вы мне за это заплатите.
— Почему бы и нет? — ответил Вольрих. — Но вначале ты должен дать мне то, что оставил Хорстман. Все его записи, заметки, вообще все, включая распечатки. И чтобы ты не сомневался — здесь много чего можно разбить. И я это сделаю в два счета!
— И в присутствии свидетеля?
— Откуда тут взяться свидетелю?