— Но вы должны понять, — просительно тянул он, — доктор — тяжелобольной человек…
— Это ничего не меняет. Днем он не станет здоровее!
— Вы не могли бы сообщить мне причину…
— Нет.
— Ну, если вы так настаиваете…
Да, Циммерман настаивал. Не угрожал, не повышал тона — вел себя совершенно обычно.
Хесслер удалился. Минут через десять появился снова.
— Доктор готов вас принять.
Анатоль Шмельц встретил Циммермана в плюшевой гостиной.
— Герр Циммерман, — начал он сдержанным, но назидательным тоном, — хочу обратить ваше внимание, что это время весьма необычно для визитов. Вторгаться и арестовывать людей ранним утром было излюбленной методой нацистов, если помните.
При желании Циммерман мог бы ему ответить, что помнит очень даже хорошо, потому что и его однажды увели в такое утро и отправили в концлагерь. В 1944 году, после 20 августа.
Но он не сказал ничего.
Зато продолжал Шмельц:
— И ваше поведение я мог бы расценить как не только неуместное, но и некорректное.
— Я тут не по службе.
Шмельц удивленно взглянул на него. Циммерман дал ему достаточно времени для горячечных размышлений. Его сдержанность и терпение вывели Шмельца из себя. Хесслер тоже не знал что делать.
— Я здесь как отец, — сказал наконец Циммерман.
— Отец? — Шмельц не знал, как все понимать, и это его беспокоило. — У вас есть дети?
— Сын Манфред. Он ровесник вашего Амадея. У них одинаковые интересы, и, кажется, они вообще большие приятели.
— Но… но это же отлично! — воскликнул Анатоль Шмельц с внезапным облегчением. — Это просто здорово! Почему же вы не сказали этого раньше? Проходите, садитесь. Что вам предложить? Гансик, шампанское у нас есть?
— Сделаем, герр доктор!
— Мне минеральной, — Циммерман устало упал в кресло.
Шмельц придвинул свое. Его одутловатое, мокрое от пота лицо засияло, как полная луна.
— Вы не поверите, как я рад, герр Циммерман.
— Что именно вас так радует?
Шмельц уже держал бокал шампанского.
— Понимаете, мой дорогой Амадей — исключительно одаренный и весьма чувствительный мальчик и потому весьма разборчивый по части приятелей. Раз он дружит с вашим сыном, значит, и ваш обладает незаурядными способностями.
— Все дело в том, о каких способностях идет речь! — грубо оборвал комиссар. — Есть основания подозревать, что они вдвоем сегодня ночью избили одного человека…
— Невозможно! Мой сын этого сделать не мог! — сдавленно взвизгнул Шмельц.
— Они его так избили, что в результате тот человек умер.
— Нет, Господи, нет! — Шмельц отступал в угол комнаты, откуда на него сочувственно поглядывал Хесслер. — Нет! — повторял он как заведенный. — Нет и нет!
Казалось, ни на что больше он не способен.
— Теперь они где-то скрываются, — продолжал Циммерман. — Где — неизвестно. Нужно найти их раньше, чем они совершат новую глупость. И кроме того, они нам нужны как свидетели. Где они могут быть? Где? Вы нам должны помочь!
— Нет! — закричал Шмельц. — Нет!
Чтобы не упасть, торопливо ухватился за руку Хесслера. Бокал с шампанским выскользнул, упал на паркет и разлетелся вдребезги.
„Красный „ягуар“ с двумя пассажирами был замечен в 5.05 на Линдвурмштрассе. Ехал на юг. Патрульная машина пыталась их преследовать, но неудачно — всего лишь „фольксваген“…
В 5.15 был замечен при въезде на автостраду к Зальцбургу. В 5.52 местный полицейский участок перекрыл магистраль и доложил о готовности к задержанию, но ничего не вышло — видимо, „ягуар“ уже успел свернуть с шоссе.
Около шести состоялся телефонный разговор с Генриеттой Шмельц. После долгих уговоров удалось получить следующую информацию: фрау Шмельц подозревает, что в районе Монгского водопада Анатоль Шмельц содержит виллу. Точное место она указать не может.
Местный полицейский участок поставлен в известность“.
Когда без десяти семь Циммерман добрался до полицай-президиума, его уже ждал Келлер.
— Думаю, я нашел.
Циммерман едва не падал от усталости, но, снедаемый любопытством, подсел поближе.
— Просмотрев все материалы, которые вы собрали, — задумчиво сказал Келлер, — я попытался обнаружить хоть какие-то связи между обоими случаями — смертью Хорстмана на Нойемюлештрассе и нападением на Хелен Фоглер. По крайней мере одно совпадение есть.
— Я знал, что ты что-то найдешь!
— Это автомобиль, который в обоих случаях был использован как орудие преступления. В обоих случаях все описывают большую, темную, массивную машину, необычайно мощную, с богатой отделкой. Не рядовая модель. Короче, это одна и та же машина. Полагаю, решающее слово должен сказать капитан Крамер-Марайн со своими людьми. И поскорее.
— А почему продолжает молчать Хелен Фоглер?
— Ты полагаешь, она знает и машину, и водителя? — На лице Келлера появилось понимающее выражение. — Не забывай, ее делом занимается Кребс.
— Не хочешь ли ты намекнуть, что у него к этой Фоглер личный интерес?
— Разумеется, нет. Кребс, конечно, не совершит ничего против правил. Видимо, он с ней поговорил и понял, что она раскалываться не собирается. Ничего хорошего, но это ее право. И Кребс его попросту уважает.