Взгляд на жизнь с другой стороны

Из нашей компании в училище не поступил никто, кроме меня. После окончания вступительных экзаменов, абитуриенты разъехались, в казармах стало тихо. Остались тихие, скромные мальчики в черной форме с красными лампасами, всё время сидевшие, уткнувшись в книжки. Радости от поступления у меня не было совсем. Черное с красным в цветах кадетской формы навевало какие-то похоронные ассоциации. На улице всё время шел дождь. Музыкантский взвод дул в свои трубы, но это уже не радовало.

Человек строит планы на жизнь, чего-то хочет, чего-то нет, к чему-то стремиться всем сердцем, всем своим существом, но судьба все равно поступает по-своему. Я, например, с удовольствием служил бы в армии, всю жизнь. Я несколько раз в дальнейшем делал попытки остаться в кадрах МО, но, видно, не судьба. Хотя из суворовского училища, надо быть честным, я ушел с удовольствием. Это произошло неожиданно. Я сидел в аудитории с развернутой книжкой, как и все, и делал вид, что читаю. Вошел капитан Туманов и пригласил меня с собой. Мы с ним были одни в офицерской комнате, он долго говорил, при этом пряча глаза. Я сразу понял, в чем дело и откуда ноги растут. Суть дела была в том, что мне назначили дополнительную медкомиссию. Капитан Туманов был очень хорошим человеком, и мне в этот момент было его жалко. Он очень корректно, почти незаметно, но все же оправдывался передо мной, курсантом.

Дальше все произошло быстро. Пожилой хирург быстро разглядел у меня сколиоз какой-то степени и признал негодным к строевой службе. Диагноз в дальнейшем ни разу не подтвердился, тем более на военно-медицинских комиссиях, но тогда я ни с кем не спорил и ни на кого не обижался – мне хотелось домой. Не помню, почему я еще несколько дней проторчал в Киеве. Меня уже сняли с довольствия, и мне все время хотелось есть. Но то, что я помню об этих днях, подтверждает известное мнение о божественном промысле, в частности о манне небесной. Бог не дает человеку остаться без самого необходимого.

В один из этих дней я сидел на скамеечке под каштанами Крещатика, когда вдруг на бульваре появились цыганки. Публику вокруг как ветром сдуло. Остались только я и маленький, нервный мужчина лет 35—40. Я демонстративно вывернул карманы, и ко мне тут же потеряли всякий интерес, а вот его третировали долго, но он им так ничего и не дал. Уже уходя, цыганки громко бранили мужчину за жадность и обещали ему всего самого наихудшего. Отделавшись от цыганок, мужчина пересел ко мне поближе и начал оправдываться. Он очень хотел показать мне, что он никакой не жмот, а все это дело принципа. В доказательство он покормил меня вкусным обедом и даже дал с собой немного денег.

Правда, это был мой последний обед в Киеве, еще пару дней я перебивался с хлеба на квас. Когда я, в конце концов, добрался до вокзала, в кармане у меня было двадцать копеек одной монетой. Вокзал был частично закрыт в связи с эпидемией холеры, и к кассе можно было подойти совершенно свободно, без всякой очереди. Я выложил в окошко свое воинское требование, по нему мне был положен билет, не смотря ни на какую холеру.

Поезда шли полупустыми, мест было сколько угодно, и кассирша предложила мне доплатить три рубля и ехать в купе. Я гордо отказался. Тогда мне было предложено за полтора рубля получить плацкарту. Даже если бы я имел эти деньги, какой толк мне был в плацкарте, нужен был бы еще рубль за белье в вагоне. Получив, наконец, маленькую картоночку с дыркой (билет в общий вагон), и узнав, что до поезда еще более трех часов, я пошел тратить деньги.

Трезвый расчет подсказывал, что нужно оставить пять копеек на метро, но я не послушался голоса разума и истратил все деньги сразу. Купил за пять копеек пирожок, на 14 коп. пачку папирос «Север», называемых в простоте гвоздиками, чтобы заглушить приступ голода, который неизбежно возникнет после съедания одинокого маленького пирожка, а на последнюю копейку гульнул стаканом газировки. Время до поезда прошло быстро – в курилке собрался кружок анекдотчиков. Сначала, правда, нас было двое, потом потихоньку дошло человек до двадцати. Даже милиция подходила, привлеченная громким хохотом.

Анекдоты раньше были веселые, не то что ныне. В наше время меня больше всего тревожит отсутствие хороших анекдотов – не к добру это.

Анекдоты в кампании начинались с какой-нибудь ерунды. Кто-то, например, говорит:

– Ну, что ты всё споришь? Слышал про спорщиков? Один другому говорит: «Спорим, я себя за глаз укушу? десять рублей ставлю». Согласились. Он стеклянный глаз достал и укусил – выиграл и тут же предлагает опять уже на сто рублей, что второй глаз укусит. Опять согласились. Он достал изо рта вставную челюсть и за другой глаз укусил.

Все смеются, а кто-то еще говорит: