Взгляд сквозь пальцы

Я вспомнила собачью лапу, которая заканчивалась человеческой кистью, остановившийся взгляд серых человеческих глаз на собачьей морде – и почувствовала, что коктейль комом встал у меня в горле. Захотелось тут же выбросить банку, не насиловать себя, давясь сладкой газировкой с привкусом спирта, но это нарушало диспозицию. Сегодня здесь был весь город – кроме неходячих больных и грудных младенцев. Коктейль и плеер отгораживали меня от знакомых, показывали: не суйтесь, мне ха-ра-шо! Еще бы темные очки, но во втором часу ночи они смотрелись бы странно…

Тут до сознания дошло то, что звучало в наушниках:

Покуда есть оружие, мы все в порядке с вами,
Нам жизнь отнять – как плюнуть, – нас учили воевать!
Кругом и без войны война, а с голыми руками –
Ни пригрозить, ни пригвоздить, ни самолет угнать!

Я нажала на паузу. Кто-то ответил на вопрос, который я не задавала – нет, боялась задать. Странно, но мне полегчало, словно с плеч свалилась бо́льшая часть ноши, что гнула меня к земле, не давала о себе забыть.

Пошарив по плейлисту, я нашла современную аранжировку Баха и стала думать под прелюдию ре минор.

Что было потом, на пляже, под обрывом? С той же четкостью, как трупы оборотней, мне вспомнился тот, кого я толком и не разглядела в слепящих вспышках прожекторов, тот, кто так и не выполз из моря. Я прикрыла глаза, и в темноте под веками опять возникли мокрый черный верх бескозырки, рукав флотского бушлата и автомат ППШ – уж его-то силуэт, знакомый по хронике и бесчисленным памятникам, не узнать невозможно. Ответ напрашивался сам собой. Я своими глазами увидела высадку десанта, годовщина которой стала поводом расслабиться и гульнуть на всю катушку. Итак, я могу перемещаться во времени? Или в этот день на минутку отдергивается занавес – просто надо оказаться в нужное время в нужном месте, как всегда в этом мире? «Я увидела», или «мне показали»? Почему-то думалось, что вернее последнее. И показали не просто так. Кто-то чего-то от меня хотел. Кажется, это был он – тот, который полз из моря, не выпуская автомат, и остался там, уткнувшись лицом в прибрежную гальку.

Дом встретил меня сонной тишиной. Хотя бы здесь все было привычно и реально: пыльные Дашкины кроссовки в углу, поводок на вешалке, файлик с квитанциями за коммуналку, приколотый к стене под счетчиком. Я заперла за собой дверь, и показалось, что обшарпанная снаружи и обитая потрескавшимся дерматином изнутри деревяшка закрыла меня от безумного мира, где осталось все, что случилось ночью. Я вернулась домой, к детям. Я осталась жива. Ради этого мне пришлось убить троих: людей или оборотней, не все ли равно.

Серые человеческие глаза на собачьей морде. Вожак, ползущий навстречу черному дулу пистолета, волоча задние ноги, захлебываясь кровавой пеной и ненавистью. Да было ли это на самом деле? У меня подкосились ноги, и я почти упала на ящик для обуви. Только сейчас стало ясно, что осталось позади и чего я избежала. Если бы хоть одна деталь пазла не легла на свое место, все было бы иначе. Заполненный Валеркой протокол вскрытия: «причина смерти – многочисленные укушенные раны»… Потом статья в городской газете, полная гражданского пафоса: доколе, о граждане, мы будем терпеть засилье бродячих собак? Отписка из городской администрации… Похороны за счет профсоюза… Катька, Дашка. Я спасала не только себя – их тоже.

Я уже привыкла не смотреть в зеркала. Не видеть в них себя или видеть вместо своего лица лисью морду было одинаково страшно. Но я устала бояться.

Я взглянула в зеркало так, как смотрела, чтобы увидеть оборотня, – сквозь пальцы – и подавилась собственным криком. В зеркале отразилось лицо, но оно не было моим. И слишком красивое для человеческого.

Из глубины зеркального стекла на меня смотрела красавица с гравюр Утамаро. Черное кимоно с рисунком из золотистых и алых кленовых листьев. Золотой парчовый пояс-оби, затканный волнистым узором. Блестящая, как черный лак, сложная прическа с гребнями и горизонтально торчащими шпильками. Фарфорово-белая безупречная кожа. Черные глаза, искрящиеся оживлением, умом – и, кажется, предвкушением радости. Словно знает, что ей вот-вот преподнесут великолепный подарок, о котором она мечтала очень давно. Уголки маленького яркого рта приподнимаются в улыбке, будто вспархивает бабочка. Она словно светилась изнутри от радостного нетерпения.

Ее рука держала сложенный веер и постукивала им по другой руке. Вдруг она раскрыла веер – я успела увидеть, что на нем изображена полная луна над равниной, – и на миг прикрыла им лицо.