Взгляд со дна

Это был единственный момент, когда Катя дрогнула: «Он любит Цоя?!» В одно мгновение из никчемного сынка олигарха Влад превратился в ее единомышленника. У них был один и тот же святой, которому они поклонялись… Даже приехав в Москву, Катя в первый же день пришла к стене Цоя на Арбате. Внутри у нее все торжественно пело, как у других при входе в храм. Только музыка была другой:

– И мне не нравилось то, что здесь было. И мне не нравится то, что здесь есть…

«Этот тюфяк просто слышал Цоя. Как все. Это вообще ни о чем еще не говорит», – попыталась уговорить она себя, чтобы не дать задний ход. Поздно отступать, все уже решено.

И тут увидела, как Влад выскочил из беседки, неловко и мелко перебирая ногами, грузно побежал к реке. Убедившись, что Маша осталась на месте, Катя скользнула между деревьями: «Парень, ты мой!» Главное было не позволить себе растрогаться от того, какой он смешной увалень…

Это все не имело значения. Он из тех, кто уничтожает лилии. И тем виновен.

Никаких киношных ужасов с ней потом не происходило: не тошнило и призраки по ночам не являлись. Все вообще будто и не с ней произошло… Где-то в лесу таился переход в иную реальность, и Катя проскочила границу, даже не обратив на нее внимания. Не светилась же та в темноте!

А за чертой Катя просто перестала быть собой… То же самое она ощущала, переступая порог ночного клуба, превращалась там в другое существо, ничуть на нее не похожее. Разве ей когда-нибудь нравился такой макияж? Мерзость. А эти отвратительные блестки, которые приходится на себя напяливать? Пошлые танцы, похотливые взгляды, скабрезности, срывающиеся со слюнявых губ… Тошнотворная карусель завертела ее, не давая сойти, но это вовсе не значило, что она готова провести на ней всю оставшуюся жизнь.

Все происходящее не имело никакого отношения к Кате Колесниковой, какой она была на самом деле. К той, что любила стихи Есенина и пушистые травы, золотившиеся в утренних лучах мягкого солнца; совсем детский молочный шоколад и разноцветные носочки – ножки у нее были маленькими, это не выглядело глупо.

Ей нравились старые песни Тани Булановой, особенно та, про синее море, которого Катя никогда не видела, и потому крошечный домик на берегу стал ее заветной мечтой. Она сидела бы на крылечке, перебирая в ладони гладкие камешки, и просто смотрела на волны, которые нашептывали бы невероятные истории, происходившие в заморских странах. Там жили красивые, загорелые и отважные люди. Не такие, как она…

Та девочка, которая полночи плакала над историей Белого Бима, не могла стать убийцей. Поэтому все, произошедшее в том мире, где змеилась черная река, к которой бежал Влад Василенко, к ней не имело никакого отношения. Разве Катя позволила бы себе обвить чужого человека голыми ногами, повиснуть у него на шее, с удовольствием отметив, как растревожила его нежданная близость? Решилась бы она обхватить его горло согнутой рукой, сдавить что есть сил, увлекая под воду? Сумела бы удержать на дне бьющееся в агонии крупное тело?

Последние пузырьки воздуха лопнули, коснувшись круглого отражения луны. Может, все дело в полнолунии? Катя и раньше ощущала необъяснимую связь с загадочным ночным светилом: ее начинало ломать, когда месяц набирал силу, неудержимо округляясь. И отпускало, когда луна обретала желанную полноту. Вот как сейчас… Пузырьки растаяли, и она почувствовала блаженную легкость.

Ни на секунду ей не стало жаль этого парня. Разве Влад пожалел бы Лилю, оказавшись на месте Зачинщика? Девчонку из барака на окраине провинциального городка… Ни за что не забрал бы ее в Москву, ведь там полно Маш Кавериных, которые лучше вписываются в столичную реальность. Пусть им всем далеко до природной Лилиной прелести, но кому она сейчас интересна? Искусственные лица, искусственные тела, искусственные души…

Отпустив обмякшего на дне Влада, она на несколько мгновений закрыла глаза, отдышалась, потом чуть отплыла от него, перегрызла зубами стебель лилии и вернулась за трупом. В этот момент Катя и увидела его взгляд – с самого дна. Чуть покачиваясь всем телом, особенно заметно руками, словно они двигались в неслышном ей музыкальном ритме, Влад смотрел прямо на нее. И черная ночная вода каким-то необъяснимым образом не скрывала его лица, хотя все вокруг тела – водоросли, камни, юркие рыбы – было затушевано ночью.

Если б Катя не задушила этого парня своими руками и не знала наверняка, что он находится под водой уже несколько минут, то могла бы поклясться: это был осмысленный взгляд, чуть удивленный, но не укоризненный. Будто в том мире, куда унесла его река, оставив только тело, Владу Василенко уже открылось все, что двигало Катей. И он даже не был в обиде на нее, только все еще не мог поверить, что уже не сможет вернуться, подняться со дна, выйти из холодных весенних вод вместе с Катей, которую не просто готов был простить – уже простил.

– Не смотри на меня, – выпалила Катя перед тем, как вспомнила: любые звуки хорошо разносятся по воде.

Кто-нибудь мог услышать…