В центре на этот раз ярко освещенной прожекторами пещеры между двух ворот с натянутой на них ловчей сеткой, проскользнув между ног одного и получив пас от другого «носорога», послушник, ловко подцепив мяч большим пальцем правой ступни, «ладошкой» аккуратно уложил его в девятку ворот противника. Противник в лице вратаря Пантелеймона в широком прыжке напрочь снес правую стойку вместе с тяжелой перекладиной, выполненной из обрезка толстостенной стальной трубы пуда под три весом. Труба, проделав в воздухе замысловатый кульбит, опустилась аккурат на батюшкину спину. Возмущенно отмахнувшись от данного летающего предмета, Пантелеймон, почесывая правый бок, поднялся на ноги и пошел за укатившимся в дальний угол пещеры мячом. Кто пропустил, тот и ходит. Одной из главных батюшкиных заповедей была заповедь равноправной справедливости, без скидок на положение или старческую немощь. Да и немощью он, нужно признать, не страдал. Поднимал он ученика с восходом светила и вытаскивал его, заспанного, на свежий воздух, на площадку между скалой и джунглями, после чего следовала игра «попробуй догони», притом что догонял обычно Хоаххин. Легко и даже в чем-то грациозно наш окладистый пастырь сигал с валуна на валун, изредка пользуясь свободно висящими лианами для ускорения своего увесистого тела в полете над петляющими ручейками и вызревающими в тиши колючего кустарника ягодами. Для этой утренней прогулки он каждый день выбирал разные маршруты длиной километров по восемь-десять. Бывало, что увлекшемуся батюшке приходилось возвращаться и в зависимости от серьезности сложившейся ситуации либо подгонять своего ученика беззлобным увесистым пинком, либо кидать его на загривок и волочь в медотсек, укрытый в одной из излучин их пещеры.
Сегодня у них с учеником был маленький праздник – парни из его бывшей десантной двадцатки навестили «старика». Их корабль подзастрял в ремонтном орбитальном доке, и выдалась у них свободная минутка для отдыха на родной планете. В двух словах мальчишке объяснили, в чем засада, и он не посрамил своей команды. Верткость и отменная скоординированность тела давали ему преимущество в сражении со скоростью и безупречной профессиональной реакцией его партнеров.
– Семь-четыре! Батяня, вам с Топтыгой и Вареником уже ничего не светит! Лягушонок вас сделал!
Эрган Быстрый Гром, стянув с себя пропотевшую майку, направился собирать в кучу разлетевшийся металлолом, похихикивая и покрякивая на ходу.
– Чиним ворота, и айда мясо жарить. А то последний уголь ветром разнесет.
Хоаххин с вздыбленной чешуей, запыхавшийся, но абсолютно счастливый, носился вокруг Грома, пытаясь не то помочь, не то взобраться ему на широкие плечи. В конце концов он ускакал в один из темных углов и волоком подтянул к собравшимся в кучку бойцам пятидесятилитровую канистру с холодной родниковой водой.
– Красотища-то какая! Дети мои! Вокруг-то красотища! Закат-то сегодня какой! Вы же там, на пограничье, ничего этого не увидите! Смотрите! Радуйтесь! Благодарите господа нашего за еще один день, подаренный нам!
Канистра быстро пошла по рукам, и парни, деловито покрошив в капусту пару ухватистых пеньков, раззадорили догорающий костер и присели вокруг него в кружок. Вертел с освежеванной тушкой, капающей на пыхтящие угли сочащимся жирком, не торопясь подкручивали и переставляли, доводя и себя, и тушку до состояния готовности к вечерней трапезе. Свежий лучок, зеленеющая травка и пара пластиковых упаковок острого кетчупа красовались на необъятном обеденном столе в «камбузе» Пантелеймона. Ржаной каравай рвали на части, сколько кому надо, мясо срезали абордажным тесаком толстыми дымящимися ломтями. Пир живота давал фору официальным обедам на княжеских приемах.
– Через три дня уходим обратно. Что-то там веселенькое назревает. Модернизируем фрегат новыми торпедными комплексами и сразу обратно.
Быстрый Гром, вытирая лоснящиеся губы краюхой, с горящим в глазах огоньком азарта пихнул локтем батюшку.
– Да не кисни ты, вон тебе как подфартило! Какого пацана шустрого судьба в ученики назначила!
– Да я и не кисну, вам, разбойникам, не понять. А что там, на рубежах, неспокойно опять? Неужто Алые опять чего задумали?
– Да там когда спокойно было? Не столько Алые досаждают, сколько с нашей стороны герои разные, желающие поживиться, да контрабандисты удержу не знают.
Хоххи, засидевшийся на ячменной каше, на геркулесе да на макаронах по-флотски, уминал мясо, не отставая от десантуры. При этом не пропускал мимо ушей ни одного слова.
– А что, Алые Князья страшные?
«Носороги», слегка онемев, прыснули дружным смехом. От горшка два вершка, а туда же.
– Вот вырастешь, окрепнешь, соберешься с силенками да уменьями, сам узнаешь, какие они на зуб – Алые Князья.