Читаем Взгляд в прошлое. Книга 1 – Записки конструктора космической техники полностью

Сестра Рита (самый дорогой мне человек – после мамы) на десять лет старше меня и ей в детстве выпала не лёгкая доля быть моей нянькой, пока родители были на работе. А если учесть – что время было военное и ей родители поручали ещё и отоваривать карточки на хлеб, а для этого нужно было часа 2-3 отстоять в длиннющей очереди – состоящей из сотен людей (номера в очереди писали на ладони химическим карандашом). Она двенадцатилетняя девчонка со мной, – малолеткой на руках, делала это ежедневно, то можно понять – каково ей приходилось. Однажды, когда она, отлучившись на короткое время из очереди поиграть со сверстницами, у неё от пота (а время было жаркое) стерлась надпись на ладошке – номер очереди, сделанной химическим карандашом, и её не пустили назад в очередь. Случилось это, когда уже отменили карточную систему (году в1947) и стало намного хуже, хлеба на всех не хватало – и нужно было занимать очередь часов в пять – шесть утра, задолго до открытия магазина. И она рыдала, зная, что, если встать в конец очереди заново, хлеба ей наверняка не хватит, но один мужчина заступился за неё и сказал, что помнит её и даже показал, где она стояла – очередь Риты была восстановлена. Переехав в Уральск, окончив среднюю школу №2, она не поступила в первый год в Ленинградский технологический институт (знаменитая «Техноложка»), набрав проходные баллы, её не приняли в институл, т.к. она нуждалась в общежитии – и это решило вопрос – не в её пользу). Она вернулась в Уральск и год, отучившись на физико-математическом факультете Уральского педагогического института, вновь уехала в Ленинград поступила уже в Ленинградский технологический институт пищевой промышленности, закончила его с отличием, получив специальность инженера – механика машин и оборудования бродильной промышленности. Ещё учась в институте, она вышла замуж за сокурсника Валерия Стекольщикова, родила ему двух прекрасных сыновей Игоря и Андрея, долго работала главным механиком Ленинградского пивоваренного завода «Вена», а потом преподавала в Ленинградском техникуме пищевой промышленности. А Валерий стал моим старшим и добрым другом на всю оставшуюся жизнь. Валерий был заядлым рыболовом и человеком, очень хорошо ладившим с маленькими детьми (он разговаривал со мной как – со взрослым). Я на себе это испытал, когда он в первый раз приехал к нам в Уральск (в качестве мужа Риты), а я, даже ещё не зная его, – ревновал его к любимой сестре (мне было тогда 8 или 9 лет). И он в короткое время так сумел войти в мою жизнь, что я даже «пустил слезу» при его с Ритой отъезде и потом часто вспоминал наши совместные рыбалки и его интересные рассказы о геологоразведочных экспедициях в Сибирь.




«Фото из личного архива автора» – Рита с мужем Валерием.

Рита и Валерий всегда учились хорошо и получали в институте повышенную стипендию, что было хорошим подспорьем в начале самостоятельной жизни, в то нелёгкое время. И многие студенты, не дотягивая до очередной стипендии, шли на вокзал и по ночам работали на разгрузке вагонов, подрабатывая таким образом. Или питались хлебом в студенческой столовой, который в те времена всегда стоял на столах, за который не нужно было платить и сладким чаем, стоящим в больших кипятильниках и тоже бесплатно. В Алма– Ате выяснилось, что у мамы больное сердце (гипертония) и врачи настоятельно рекомендовали ей сменить место жительство, переехать из горной местности (Алма– Ата расположена на высоте 1500м. над уровнем моря) куда – ни будь на равнину, у неё был порок сердца и развивалась гипертоническая болезнь.

Жизнь в Уральске.

В 1949г. мы переехали в Уральск (на равнину) в город – столицу уральского казачества. Мы уехали из Алма-Аты не только потому, что у мамы было больное сердце и врачи ей рекомендовали переехать на равнину. Ещё переезд был связан с тем голодом, который начался в больших городах после отмены продовольственных карточек, введённых в военное время. Никаких коммерческих магазинов, как в Москве и Ленинграде, тогда в Алма– Ате и крупных городах Казахстана не было. А в небольших городах (к которым относился и Уральск), где большая часть населения жила в частных домах, держала свой скот и имела огороды, можно было купить продукты на рынках – по доступной цене.



«Фото из личного архива автора» – Мы сестрой Ритой – зимой у ворот нашего дома (последний дом на заднем плане слева стоит на высоком берегу Урала) зима 1954 года.

Уральские (Яицкие) казаки в 1591 году, присягнув на верность государю императору Российской империи, на протяжении веков защищали юго – восточные рубежи России от набегов соседей – Ногайской Орды. Принимали участие во всех походах русских войск на Междуречье, Хивинское Ханство и прославились своей храбростью и отвагой. Ведь, недаром поётся в самой популярной песне Уральского казачества:

Жаль, что нетъ насъ тысячъ сорокъ,


Темъ не хуже мы донцов.


«Золотникъ хоть малъ, да дорогь», —


Поговорка стариковъ.


Наши пращуры и деды,


До временъ ещё Петра,


Были на поляхъ победы,


Страшно было ихъ «ура!»


Поляковъ неугомонныхъ


Колотили мы не разъ,


Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное