Взгляд василиска

— Что это? — Спросил Вадим, подходя ближе. — Пентотал? Амитал?

— Каллокаин[95], - коротко бросил Греч, выдирая иглу и поворачиваясь к Реутову. — Ну что ж, минут через пять клиент будет готов к вдумчивому употреблению, а пока выпьем что ли с устатку?

Глава 10. Невыносимая сложность бытия

Сие есть змей зело грозный. Перемещается с быстротою молнии, а из пасти его постоянно пар горячий извергается. Ежели укусит, человек распухает страшно и заживо гниет.

Бестиарий Сапковского

1.

Петров, Русский каганат, 29 сентября 1991 года.

Что уж там это было такое — каллокаин, Реутов, разумеется, не знал. И даже спрашивать не стал. Греч, судя по всему, в таких делах разбирался куда лучше, а Вадиму и знать, если честно, не хотелось. Однако как он и ожидал, зелье это тоже было той еще панацеей. Вернее, так. Не панацея, потому что не лекарство. Но и не волшебная палочка. Не золотой ключик от дверки, за которой сложены все секреты жандармского майора. Где-то так.

Разумеется, Кабаров заговорил. И не просто заговорил — «запел». Его буквально несло, так что, казалось бы, всех дел — слушать страдающего словесным поносом Кабарова, да вопросы, наводящие время от времени задавать. Но это только казалось. Чудес на свете не бывает, и вытянуть из майора требуемую информацию оказалось совсем не просто. Вообще, как выяснилось, допрос с применением химии — это искусство, которым Греч, возможно, и владел, но и жандарм был тот еще фрукт. Он ведь догадывался, что ему могли впрыснуть. Был к этому готов и как мог действию зелья сопротивлялся. Он даже стихи им читать пробовал, и цитировал устав караульной службы, вызубренный наизусть, надо полагать, еще в кадетской юности. Так что, за два часа допроса всего и узнали, что имя полковника и его примерный адрес. Тоже не мало, потому что об остальном в их положении следовало забыть. Ни времени, ни возможности, сделать все, если и не по правилам, то хотя бы по уму, у них просто не оставалось. Другое дело, что наблюдение за допросом навело Реутова на мысли о самом себе. Ему ведь тоже что-то такое кололи. Знать бы еще, о чем при этом спрашивали! Но тайна сия так пока тайной и оставалась. Разве что полковник…

— Половина пятого, — задумчиво сказал Греч, опрокинув в рот очередную порцию «Карши». — В принципе, не поздно еще…

— Я за, — сразу же согласился Реутов, гася в импровизированной пепельнице очередную папиросу.

— Не люблю я импровизаций, — Марик посмотрел на пустой стаканчик, потом на бутылку и покачал головой. — Эк, мы с тобой, друже…

— Что тебя беспокоит? — спросил Вадим.

— Не люблю, когда меня заставляют торопиться, — объяснил Греч. — Но с другой стороны, и выхода другого не вижу. У меня, как ты, вероятно, догадываешься, форс мажор образовался. Придется сегодня пожар гасить… Но и полковника твоего так просто отпускать не хочется. Он ведь как только про Кабарова узнает, сразу же на «казарменное положение» перейдет.

— Рискнем? — Предложил Вадим, которому и самому не слишком хотелось спешить. Поспешишь, людей насмешишь, не так ли?

«Так, — кивнул он мысленно головой. — Да, не так, потому что как бы этот «смех» нам кровью не вышел».

Но и он, на самом деле, все прекрасно понимал: если не сейчас, то, возможно, уже никогда. Этой ночью, ему впервые за все время гона удалось перехватить инициативу, но что случится завтра? И Давида, как назло, он отправил в Итиль…

— Рискнем? — спросил он.

— А что нам остается? — Пожал плечами Греч. — Бери оружие и поехали. «Авось» ведь тоже никто пока не отменил.

2.

«Интересные дела…» — Вадим сам не верил, что такое может случиться на самом деле, но факт. Или и впрямь кто-то на небесах забыл отключить пресловутое русское «авось», или сегодня был объявлен великий «день дураков», которым, как известно, везет, особенно на Руси. Или ему, Реутову, начали подыгрывать такие силы, которые по иудейской традиции по имени не называют.