Взгляд василиска

— Ты не спишь, — все так же ему в плечо, прошептала Зоя. — Хочешь я…?

— Не хочу.

— Почему?

— Потому что… — Но то, что он хотел ей сказать, произносить вслух не следовало.

Потому что все должно быть естественно, так, наверное. Потому что Зоя не проститутка, а еще потому, что ему не нужны ни одолжения, ни подачки. Где-то так. Но попробуй, объясни это словами!

— Тогда, налей мне вина, — сказала она, не меняя при этом позы.

Марк осторожно освободил плечо, сел, задумался на мгновение, не стоит ли что-нибудь одеть или во что-нибудь завернуться, но в конце концов решил, что это будет глупо, и, встав с кровати пошел в гостиную, которую они покинули так быстро, что даже пары бокалов вина с собой не захватили.

«Вот именно, — подумал он, наливая в бокал Мозельское вино, которое так нравилось Зое. — Поспешишь, людей насмешишь. Насмешил…»

На самом деле, ничего страшного в общем-то не произошло, и, по большому счету, придавать значения инциденту, не стоило. С кем не бывает? А он к тому же, которые сутки на ногах и на нервах. Однако его это ударило неожиданно больно. Как по не успевшей затянуться ране…

Себе Греч вина наливать не стал. Достал из буфета бутылку коньяка, плеснул в стакан и, закурив, хотел уже пойти назад, но в последний момент передумал и выпил коньяк залпом. Как ни странно, полегчало. Не то, чтобы вовсе, но тяжести на сердце поубавилось.

«Ин вино веритас… Эрго бибамус[121]. Так что ли?»

Он все прекрасно понимал, знал, что не в возрасте дело, но отогнать назойливую мысль не мог.

Марк вздохнул, как никогда не позволил бы себе в присутствии Зои, налил в стакан еще коньяка, и пошел в спальню.

Свет здесь, как был включен вечером, когда, оставив Зою в гостиной — накрывать на стол — Греч бросился, по-быстрому перестилать постель, так и горел. И в этом желтоватом, очень «домашнем», свете кожа Зои казалась золотистой. Женщина лежала на боку, подперев голову рукой и смотрела на Марка. Глаза ее показались ему сейчас темными, и было в них что-то такое, что неожиданно для себя он встал прямо посередине комнаты, держа в руках «посуду» и зажав в зубах дымящуюся сигарету.

— Ну вот, — сказала Зоя с улыбкой, возникшей на ее губах так быстро, что он даже не успел заметить, как это произошло. — А говорил, что старик! Трепло ты, Греч, вот и все.

— Я, — сказал Марк, но продолжения не последовало, потому что время говорить прошло.

— Да брось ты… — Но и она, по-видимому, говорить уже не могла.

В следующее мгновение — во всяком случае, Марку показалось, что все это произошло именно так — он сжимал ее в своих объятиях, а куда при этом делись ее вино и его коньяк вместе с недокуренной сигаретой, он узнал только утром.

10.

Итиль, Русский каганат, 1 октября 1991 года.

Проснулся Реутов рано. Ну, то есть все в мире относительно, и для кого-то девять утра — это уже позднее утро, но, учитывая вчерашнее…

«Три часа сна, — бросил взгляд на часы Вадим. — Но, судя по всему, мне теперь и этого достаточно».

Мысль была спокойная. Без эмоций. Просто констатация факта. И именно это, как ни странно, Вадима и удивило.

«К хорошему быстро привыкаешь…»

Где-то так.

Он тихо оделся, хотя разбудить Полину не смогла бы, пожалуй, и артиллерийская канонада, и так же тихо — «скрадывающим» шагом таежных охотников, которому научился 30 лет назад — вышел в коридор. В доме было тихо, только с улицы долетал шум немногих проезжающих мимо машин, да с кухни доносилось тихое позвякивание, шуршание, осторожные шаги.

«Похоже, я не единственный, — Подумал Вадим, направляясь туда. — Давиду не спится что ли?»

Но, как ни странно, это оказался не Давид, а Лили.

— О! — Сказала она, поворачиваясь к Вадиму. — А я думала, придется пить кофе в одиночестве.

— А зачем нам возиться, — Реутов быстро обдумал ситуацию и пришел к выводу, что идея, мелькнувшая при словах Лили, не лишена смысла. — Давид, надеюсь, не обидится, если я приглашу тебя в кафе?

— В кафе?

— Найдем фотомастерскую, — сказал Реутов, закуривая. — Должна же здесь быть где-нибудь поблизости фотомастерская? Сдадим твою пленку, да и у меня кое-что есть, и, пока суд да дело, посидим где-нибудь рядом в кафе. Как тебе идея?

— А что! — Оживилась Лили. — Хорошая идея. Я мигом! Только переоденусь.

Пока Лили переодевалась, Вадим успел и лицо всполоснуть, и зубы почистить. А бриться не стал.

«Бог с ним, с бритьем, — решил он, взглянув на себя в зеркало. — Вернемся, побреюсь, а пока Ли меня и таким потерпит».

И уже через полчаса они сидели в уютном армянском кафе в двух улицах от Беньяминовской набережной, и пили крепкий, сваренный по всем правилам — то есть в турке, поставленной на горячий песок — кофе и ели свежайшие, что называется, с пылу — с жару, крохотные пирожки с медом и черной смородиной.

— Согласись, — сказал Реутов, прожевав очередной пирожок. — Идея была богатая. И фотографии скоро будут готовы, как раз наши засони встанут.

— Я не спорю, — улыбнулась Лили, но улыбка у нее вышла так себе, и Вадим вдруг сообразил, что не у него одного кошки по сердцу скребут.