Взгляд василиска

— Так вот, — вернулся к рассказу Реутов. — Тогда, в шестьдесят втором — это мне все наш генерал сообщил — доклад агента никого особенно не заинтересовал и никаких последствий, соответственно, не имел. Но позже, в шестьдесят восьмом, когда институт был закрыт по решению комиссии Ширван-Заде, вдруг оказалось, что, как это ни странно, но никаких данных по разработке психотронного оружия нет. Нигде. Ни в военном министерстве, ни в контрразведке, ни в самом институте. Ни одного отчета, никакой даже самой дрянной бумажки… Только слухи, свидетели, знающие о разработках «Лаборатории С» со вторых рук, и общие слова в официальных, хотя и засекреченных письмах, которыми обменивались Императорская канцелярия и помощники Людова… И спросить не у кого. Людов вышел в отставку еще за год до этих событий, уехал куда-то в Крым, где у него был дом, и исчез. Ни слуху, ни духу, как говорится. Умные головы заподозрили, разумеется, что это неслучайно, но поиски профессора — а во всех документах он проходил именно как профессор — ничего не дали. И из ближнего окружения, то есть тех, кто мог что-то знать об этой разработке и других тайнах «мага и волшебника», тоже никого. Профессор Васильковский — он был правой рукой Людова еще с сороковых годов — умер от сердечного приступа как раз в апреле шестьдесят второго. Ольга Сухомлинова — еще одна доверенная помощница нашего таинственного гения, принявшая после ухода Людова на пенсию его научные проекты — покончила жизнь самоубийством аккурат перед началом слушаний в сенате. Руководитель проекта «Взгляд Василиска»…

— Взгляд Василиска? — переспросил Греч, услышавший это обозначение впервые.

— А? — удивленно взглянул на него Реутов. — Да. Извини. Проект, над которым работали в «Лаборатории С», назывался «Взгляд Василиска». И у него имелся официальный куратор от Военного министерства — генерал-майор Варейкис. Так Варейкис, что характерно, умер еще в шестьдесят шестом. Впрочем, эти трое были главными фигурами, но растворились в нетях и полтора десятка фигур рангом пониже. То есть, была лаборатория — совсем недавно была — был и проект, но вдруг оказалось, что ничего путного от них не осталось, кроме информации самого общего характера и документа, упоминающего какое-то испытание «прибора», состоявшееся 18.11.47 — и, значит, прибор был создан еще в сороковые годы, — и все, собственно.

— Н-да, — протянул Греч, закуривая очередную сигарету и пытаясь между тем представить, что творилось тогда, в шестьдесят восьмом, в «коридорах власти». Картина выходила страшноватая — типичный ужас любого разведчика. — Н-да, — повторил он. — Если так, он сделал их, как детей… А ты уверен, что Людов был твоим отцом?

— Хороший вопрос, — Реутов покрутил в пальцах чашку с дымящимся кофе, понюхал, но пить, как ни странно, не стал. — Кто же знает? — сказал через мгновение. — Это не аксиома, понимаешь ли. Гипотеза. Не больше. Но есть у меня, Марик, ощущение, что все так и было. И Рутберг, мне кажется, — хотя прямо ничего не говорит — тоже так думает. Так что, возможно, что и отец.

Сейчас Марку снова и очень сильно захотелось узнать, о чем на самом деле думает Реутов, но спрашивать он, разумеется, не стал. Не хотел ставить друга в неловкое положение. По-видимому, у Вадима имелись веские причины недоговаривать, но никакого отношения к вопросам доверия, как еще раньше почувствовал Греч, это не имело. А потому — как ни хотелось бы знать, «что там и как» — он просто сменил тему.

— Почему, как считаешь, Рутберг раскрыл перед тобой карты?

— Ну, во-первых, не раскрыл, а приоткрыл, — усмехнулся в ответ Реутов, по-прежнему играя с чашкой, казавшейся совсем маленькой в его огромной ладони. — У него проблемы, Марик, и не меньшие, чем у меня. Он внутри интриги, но не как первое лицо. Исполнитель, не больше. И значит, к главным секретам не допущен. А с другой стороны, он, судя по всему, действительно ведет свою собственную игру. Не знаю, правда, насколько он искренен, когда говорит, что служит только «государю императору и России». Возможны, как ты понимаешь, и другие варианты, но Авинову он все-таки не слуга, тем более — Домфрону. И судя по некоторым признакам, у него серьезные проблемы: ресурсов не хватает, и риск возрос. Вот генерал и ищет себе союзников.

— Союзников? — скептически поднял бровь Греч.

— А что ему делать? — пожал могучими плечами Реутов. — Продолжать использовать меня в темную не получается. А я ему все еще нужен. Рутберг ведь не дурак, догадался уже, что у меня появились свои источники информации, о которых он ничего не знает. Да и вообще… Удивил я его, — усмехнулся Реутов, и Греч успел заметить промелькнувшее в глазах Вадима очень знакомое — по той еще войне знакомое — выражение. — Вот он и сдает мне информацию, чтобы я ему доверял. Где-то так.

— Разумно, — кивнул Марк, соглашаясь с доводами друга. — Но давай все-таки вернемся к твоей истории.