Взгляни на меня

Она всегда обращалась ко мне «Эй, Ви». Этими короткими звуками обрезала дистанцию между нами, создавала хрупкую иллюзию дружбы, которая неизбежно завязалась и окрепла под ритм старого музыкального автомата и брызги разливного пива. Я нашла друга там, где в гармонию бессмертных песен вмешивались свист и гудение болтливых мешков, набитых подгорелым картофелем, залитых сверху литрами вонючей дряни, от которой меня иногда тошнило. Лайла называла многих посетителей мешками. Для неё, как и для тех медсестёр, они перестали быть живыми людьми. Превратились в безликое дополнение удушливых будней, утомительную цепь требовательных, наглых и болтливых негодяев. Они срывали с шеи осточертевшие галстуки, растирали лица, склонившись над грязной раковиной. И, с утра задавленные работой в вычищенных унылых офисах, здесь чувствовали себя хозяевами жизни. Колотили дном кружки по столу, подражали повадкам ненавистного начальства, которому безропотно поддакивали и подчинялись. Но вечерами, подхватывая раскалённое недовольство пьяных незнакомцев, с каждым глотком всё смелее и жёстче отзывались об утомившей рутине. Клялись завтра же уволиться и раздробить лицо босса, одинаковое во всех нервных рассказах. Однако клятвы таяли вместе с алкоголем, растворялись и меркли с рассветом, когда нужно было вливаться в рокот разбуженной толпы, и возрождались эти обещания только с сумерками под треск стекла и гневное бурчание. Стадо трусливых кретинов замыкалось в бесконечном круге пустословия, бесполезного негодования, подогретого пивом. Они отрабатывали свою пачку фунтов и потом извергали жалобы, ругательства и злость, как вулкан, дремлющий днём и просыпающийся к вечеру. Я обслуживала этих безнадёжных бедолаг и пыталась понять, отличалась ли я от своры заложников ядовитых будней, ведь и мне самой не доставало сил перевернуть собственную жизнь, решиться на перемены.

Нельзя сказать, что я непрерывно только и делала, что предавалась бесконечной грусти и запиралась после работы дома, смотрела в зеркала, считая минуты горького одиночества. Вовсе нет. Иначе бы давно сошла с ума и нанюхалась бы до смерти дурью, которую Кенни, наш разносчик, иногда забывает убрать из кармана. Однажды я поняла – по-настоящему веселиться мог лишь тот, кто умело балансировал на тонкой грани между бездной прошлого и пропастью пугающего неизвестного, а стоило лишь сделать шаг навстречу непредсказуемости – и путь назад к привычному и знакомому будет закрыт. И не факт, что в будущем тебе понравится. Потому я смеялась в шумной компании, пока сквозь меня пролетали дребезжащие звуки пустой музыки, выскребающей барабанные перепонки. Среди сгустков тел в жаре ночного клуба танцевала на этой хрупкой грани. И неизменно возвращалась обратно.

Но тем вечером жизнь решила резко толкнуть меня в спину.

– Эй, Ви, – услышала я трескучий, низкий голос Лайлы, протирая заляпанный пивом столик. – Там один тип битый час с тебя глаз не сводит.

Ничего удивительного в этом наблюдении: на прежней работе я приучила себя терпеть подобные настойчивые взгляды, считала их обязательным дополнением картины повторяющихся будней.

Я посмотрела на мужчину. Он занял место у квадратного окна, затянутого плотными зелёными шторами с прицепленными значками. Белая пена давно высохла на стенках кружки, он в каком-то жутком нетерпении постукивал пальцами по стеклянной тарелке с фисташками и смотрел с настораживающим интересом. Я не рассмотрела ничего знакомого в грубых чертах его красноватого лица, будто склеенного из осколков нескольких разных лиц. И потому только равнодушно отмахнулась:

– Пустяки.

И всё же, вдавив тряпку в растёкшееся пятно, ощутила болезненный укол подозрения и затем на поводу у чутья отпросилась уйти пораньше. Сбросила фартук с потемневшими от масла краями. Не оглядываясь, скользнула к чёрному ходу и спрыгнула с заснеженных ступенек маленького крыльца. Выскочила под скудный свет мерцающих фонарей и бросилась бежать к остановке с чуть перекошенной крышей. Забившийся в ноздри запах пива и прогорклого соуса наконец исчез. Казалось, снаружи не существовало никаких запахов. Только колючий холод, разрезанные светом жуткие тени на грязных стенах из серого камня и красного кирпича.

Уже давно наступила зима, январь медленно полз по городу затяжными снегопадами, гудел студёными ветрами, а я постоянно забывала дома перчатки. Вдыхая обжигающий мороз, я почти не сомневалась, что лёгкие скоро заледенеют и раскрошатся. Сжимала немеющие пальцы, прятала в растянутые рукава куртки с искусственным мехом.