Взгляни на птиц небесных

Они нежно гладили друг друга дрожащими руками и губами, и Мусса не помнил, чтобы когда-нибудь испытывал такой поразительный трепет от мягких, совсем не требовательных прикосновений женщины и от того, что возвращал такую же осторожную ласку в ответ. Так, словно они изучали тела и ощущения друг друга заново. Муссе, несмотря на жалобы его изможденного ожиданием тела, было до умопомрачения приятно вот так давать Элоди то, что ей нужно, и, даже пожелай она сейчас остановиться, он не стал бы возражать и не почувствовал бы себя хоть немного обделенным. Да, его бедным яйцам пришлось бы реально туго, но кому сейчас до них есть дело?

Но когда Элоди обхватила его и направила в себя, он реально забыл, как нужно проталкивать воздух в легкие. Ее медленное скольжения по нему вниз ощущалось как нечто шокирующее. Как раньше ЭТО казалось ему совершенно обычной, хоть и очень приятной вещью? В том, как его женщина милостиво впускала его, раздираемого яростной жаждой, в свое тело, не было ничего, мать его, обычного. Это было потрясающе, ослепляюще, это сжигало его дотла.

Осознание, что это его Элоди… Все те дни и часы, когда он считал ее потерянной для себя… Ликование от того, что она опять вернулась не только в его жизнь, но теперь и в постель… И даже необходимость скручивать свое тело неподвижностью, когда его рвала на части его темная, похотливая сторона, требующая вцепиться в бедра Элоди и толкаться резко и безостановочно в нее, творила с ним нечто совершенно невообразимое.

Мусса лежал, жадно заглатывая воздух, которого не стало, и не сводил голодных глаз с Элоди, что плавно двигалась на нем, щедро даря им обоим настоящую магию соединения. Может, он стонал… Он мог даже орать в голос, сейчас он бы этого не заметил. Потому что все, что он видел, слышал и осязал, – это Элоди. Ее выгибающееся в наслаждении тело… Ее тихие нарастающие стоны. Ее скольжение в том месте, где их тела стали одним целым. И, наконец, мощные спазмы ее внутренних мышц и резкая дрожь, которые закричали ему, что она уже взлетела. Его собственный оргазм обрушился на него, оглушая, он рванулся вслед за своей женщиной, подхватывая ее и соединяя их парение.

Черт, кажется только сейчас он понял, почему оргазм называют освобождением. Потому что сейчас они оба и правда были свободные, невесомые, онемевшие и совершенно счастливые.

Элоди, мокрая и горячая, лежала на его груди, и ее сердце гулко толкалось прямо в его ребра, и казалось, что его собственное не просто бьется ему в такт. Оно прорастает внутрь, делая дальнейшую жизнь одного невозможной без другого.

– Я люблю тебя, – хрипло пробормотал Мусса, боясь, что это ощущение полной близости ускользнет от них.

– Я тоже люблю тебя. Давно, – эхом отозвалась Элоди.

– Я тоже давно, Элоди. Может, с самого начала. Просто не мог увидеть этого.

– Теперь видишь? – Мусса почувствовал, как Элоди улыбается в его грудь.

– Совершенно отчетливо.

Глава 24

Мусса проснулся от непривычной жары. Как будто он уснул в сауне. Элоди резко перевернулась во сне, и к нему прижалась ее очень горячая и потная кожа. Его словно подбросило. У нее температура! Это означает, что болезнь вернулась. Мысленно он готовил себя к этому, но все равно реальность застала его врасплох. Глупо было надеяться, что случится чудо, особенно учитывая всю ту найденную им в интернете статистику и то, насколько честен в своих прогнозах был ее лечащий врач. Но Муссе плевать было на всю статистику мира. Он хотел чуда для Элоди. И все это время готовился к тому, чтобы сделать ради этого самого чуда все возможное и даже невозможное. С самой Элоди он пока не говорил, так как не хотел разрушать то хрупкое ощущение полного счастья, что было у них всю последнюю неделю.

Элоди проскальзывала в его спальню, едва Валюша засыпала, и они оказывались снова так близко друг к другу, как это только может быть. Хотя ему все время казалось, что и это недостаточно близко.

Эти ночи были чем-то совершенно потрясающим, ничем не похожим на их прежние изнурительные битвы, когда они словно пытались ухватить побольше, не зная, что будет завтра.

Ощущение необъятной нежности… Вот что это было. Похоже, Мусса раньше даже не представлял себе, что на самом деле скрыто в этом, вроде, обычном слове. Нежность. В каждом движении и прикосновении губ, в тихих стонах и лихорадочных словах. И в возможности просто лежать рядом, соприкасаясь лишь кончиками пальцев. А еще в крошечных мимолетных касаниях днем и коротких взглядах, которые зажигали его сильнее любого прежнего изощренного обольщения.

Сейчас Мусса упрекнул себя за то, что снова показал себя эгоистичной скотиной. Он должен был настаивать на том, чтобы Элоди больше спала. А вместо этого жадно присваивал каждую минуту, когда они оказывались наедине. Болтал, не затыкаясь, и гладил, и целовал почти без остановки. Разве она могла так отдохнуть?

Мусса выскользнул из постели и пошел в душ. Пришло время действовать.

Элоди.

– Нет! – возмущенно посмотрела Элоди на Муссу и лечащего врача. – Вы же не можете говорить об этом всерьез!